Избранные статьи

В 2000 году венгерский писатель Петер Эстерхази выпустил книгу «Harmonia caelestis» («Небесная гармония») – образцовое постмодернистское произведение, в центре которого отец писателя – наследник знатного рода, при коммунистическом режиме гонимый, сосланный, обнищавший, но не сдавшийся. В первой части романа – «Нумерованные фразы из жизни рода Эстерхази» – «мой отец» превращен из реальной фигуры в олицетворение всего рода Эстерхази, всей Венгрии, всей европейской традиции, превращен в вообще отца, вообще человека, вообще литературного персонажа. А вторая часть, «Исповедь семьи Эстерхази», – воспоминания о жизни отца и всей семьи в коммунистической Венгрии. Как сказал сам Эстерхази, в первой части он попытался «разрушить саму форму, саму структуру семейного романа». А во второй части «собрал многое из того, что разрушил или, пользуясь модным словом, деконструировал в первой». Этот роман переведен на множество языков, и именно из-за него Петер Эстерхази в последние годы попадает в список вероятных кандидатов на получение Нобелевской премии.

Но, едва закончив этот роман, «гимн отцу», как потом назовут книгу, Эстерхази узнал, что с 1957 года его отец работал осведомителем госбезопасности. Он стал ходить в архив венгерской госбезопасности, читать досье и делать выписки. И книга «Исправленное издание» (блестяще, как и «Небесная гармония», переведенная Вячеславом Середой) – это выписки из агентурных донесений его отца, вместе с комментариями исторического и биографического толка, но прежде всего отчет о том, что происходило с самим писателем, с его сознанием, памятью, телом в процессе чтения: «Я наблюдал за собой, словно за подопытным кроликом: как я поведу себя в этой ситуации, что буду делать, сталкиваясь с теми или иными вещами, и что будут те или иные вещи делать со мною?»

Эстерхази с ужасом и отвращением отмечает эволюцию отца – вот он «уже проявляет усердие! Новая ступенька: он впервые активен, играет роль не безвольно, в силу неодолимых обстоятельств, а деятельно, с желанием. Как сотрудник. Здесь впервые он – их коллега». Параллельно выписывает современные донесениям исторические факты – вот к 10 годам приговорен такой-то, вот казнен такой-то, – чтобы отнять у донесений даже видимость безобидности. Раз за разом он повторяет – безобидного доносительства не бывает. Еще одна линия – собственных детских воспоминаний, точнее их уничтожения в свете новых фактов: «Следующая встреча (отца с куратором из органов) – в 13.00 у Западного вокзала в день моего рождения. А я-то еще обижался и изумлялся, почему он опаздывает, почему явился поддатый и, осклабившись, вместо меня разом задул все девять свечей на торте. Учись, сорванец, с гордостью сказал он». И он, как и обещал, тщательно отмечает собственные реакции. «Я могу только выть и стенать, испытывая даже не боль, а нечто граничащее с потерей сознания». «Я побагровел и едва не лишился сознания». Слезы и приступы жалости к себе посещают его с такой частотой, что он отмечает их сокращенно, в скобках – с., ж.с. Он не отмежевывается от отца, как можно было бы подумать, а исторгает, чуть ли не изблевывает его из себя – и потом заново пытается соединиться с ним и в отчаянных или издевательских комментариях, обращенных к отцу, и в самом процессе переписывания.

Оказалось, что постмодернистский автор идеально подходит для написания такой книги. Модернистский автор, то есть квинтэссенция писательства, мученик письма, был нужен для освоения катастроф, для создания свидетельств о катастрофах, а автор постмодернистский, то есть квинтэссенция читательства, виртуоз беззаботного чтения, оказался необходим для освоения этих вольных и невольных свидетельств. Все постмодернистские навыки игры с ручными и безопасными текстами оказались – в случае Эстерхази – необходимой тренировкой для встречи с текстом неприрученным, который сам будет играть с тобой как захочет, а ты уже будешь только записывать, что с тобой, с твоим сознанием и телом происходит – слезы, задыхание, приливы крови.

Венгерские критики практически единодушно назвали книгу героическим поступком и общественным событием: «Только в Венгрии ее прочтут сотни тысяч… От этой истории невозможно освободиться… В данном случае важен не я, не автор, не его отец, а все мы. Это книга о нас. Пытаясь разобраться в своем самом что ни на есть личном деле, писатель, словно бы между прочим, объединяет нацию».