Избранные труды по теории искусства в 2 томах. Том. 2

«Сегодня нет ничего более важного, чем ревизия пластических ценностей.

Никогда еще, возможно, художник не поколебал столь глубоко свои способности: эмоции, ум.

Социальные конфликты являются важным и значительным добавлением к такой неясности и растерянности духа. Тем не менее, старшее поколение, толкаемое своим стремлением, продолжает создавать важные произведения, которые являются определенным примером и уроком. Что же Молодежь?

Предлагают ли многие из них некий спектакль глубокого бедствия?

Сокращая свою независимость и самостоятельность, они

словно паразиты ищут обновления в прошлом.

Что они предлагают делать с теми уроками, которые они

получили у своих учителей?

Как они собираются играть на такой клавиатуре?

По этой причине возникла эта

Анкета...».

На эти вопросы ответили многие художники и интеллектуалы, среди них Жорж Руо, Жорж Брак, Рене Юг, Пит Мондриан, Амедео Озанфан, Марк Шагал, Вилл Громан, Фернан Леже, Герберт Рид, Жак Липшиц...

Перевод с французского B.C. Турчина

Линия и рыба

С одной стороны. Я не вижу принципиальной разницы между линией, которую называют «абстрактной», и рыбой.

В сущности они сходны.

Эти отдельная линия и изолированная рыба похожи; они — живые существа, в которых чувствуются свойственные им, но скрытые силы. Они являются сами силами выражения для этих существ и силами, оказывающими впечатление на зрителя. Поэтому каждое существо обладает впечатляющим «взглядом», который манифестирует себя за счет внешней экспрессии.

Однако же голос этих скрытых сил слаб и ограничен. Это окружение вокруг линии и рыбы создает ощущение чуда: скрытые силы пробуждаются, экспрессия становится сияющей, впечатление углубляется. Взамен тихого голоса слышится хор. Скрытые силы приобретают динамику.

Эта среда и есть композиция.

Композиция есть организованная сумма внутренних функций (экспрессии) каждой части произведения.

С другой стороны. Между линией и рыбой есть существенное различие.

И оно состоит в том, что рыба может плавать, есть и быть съеденной. Она имеет то, чего лишена линия.

Эти свойства рыбы есть необходимое дополнение для нее самой и для кухни, но не для живописи. Но так как нет существенной необходимости в этом, они излишни.

Вот почему я люблю линию больше, чем рыбу, — по крайней мере, в моей живописи.

Париж, март 1935

Комментарии

Впервые: Line and Fish // Axis. 1935. № 2. P. 6.

Английский периодический журнал «Axis» («Ось») его издательница Майфэнвей Иванс характеризовала как «ежеквартальное ревю современного «абстрактного» искусства». Издаваемый, правда нерегулярно, в I935-I937 гг. журнал действительно пропагандировал абстрактное искусство, и обращение за статьей к Кандинскому выглядело вполне уместно.

Перевод с английского B.C. Турчина

Пустой холст и так далее

Пустой холст[113]. Внешне: по-настоящему пустой, выглядящий молчаливым, равнодушный. Почти одурманенный. В действительности: полный напряжения с тысячью низких голосов, исполненный ожидания. Немного напуганный, потому что может быть нарушен покой. Но покорный. Он с готовностью делает то, что от него хотят, и взамен просит только благодарности. Он готов все снести, но не желает многое терпеть — он усиливает истину, но также и обман. И он истребляет без сожаления обман. Он усиливает голос лжи до истошного крика — невозможно вынести.

Чудесно чистое полотно — лучше, чем некоторые законченные картины.

Самые простые элементы. Прямая линия, прямая и узкая поверхность: тяжелая, нерушимая, безразличная ко всему, явно «делающая все по-своему» — как уже прожитая жизнь. Такая и не иная. Искривленная, «свободная», вибрирующая, этак освобождающая себя, этак уступающая, «эластичная», словно нескончаемая, — как участь, которая нас ожидает. Она может стать чем-то еще, но не станет. Твердая и мягкая. Соединение этих двух начал — бесконечные возможности.

Каждая линия говорит: «вот и я!» Она сохраняется в силе, показывая свой выразительный лик: «слушайте! слушайте мой секрет!»

Чудесна линия.

Маленькая точка. Множество маленьких точек, которые здесь все меньше и меньше и которые там все больше и больше. Все они замерли внутри, но остаются подвижны — много маленьких напряжений, которые без перерыва хором поют: «слушайте!», «слушайте!» Малые клики подкреплялись в хоре до великого: «Да!»

Черный круг — отдаленно грохочет, это мир для себя, которого ничто не заботит, возвращается в себя, завершающий пространство. Долго и несколько прохладно говорит: «вот и я!»

Красный круг — пульсирующий, уединяющийся, углублен в себя. Но в то же время он в пути до тех пор, пока он хочет сохранять все другие позиции для себя, — также он излучает сияние, разгоняя препятствия до всех удаленных углов. Гром и молния одновременно. Пылкое: «Вот и я».

Чуден круг.

Но еще более чудесно такое: добавление ко всем этим голосам многих, многих других (он осуществляет другие простые формы многих форм и красок) на единственном полотне — и все оно становится единственным «ВОТ И Я».