И эта самая интуитивная упорядоченность и вызывает ещё более сильное потрясение, чем тишина, вмещающая в себя все звуки и не теряющая своей сути. Ты внезапно осознаёшь, что так…
Так ты никогда не жила, и теперь тебе заново придётся учиться жить, потому что только в такой, сверхинтуитивной, сверхтонкой и сверхглубокой жизни и есть смысл.
Трафик здесь просто сумасшедший!
А за гномов мы зря переживали.
Госпожа Беатрис сама предложила нам вместе машину взять, услышав, что мы в Тиру едем.
Я думала, если честно, что после машин российского производства меня вряд ли какое средство передвижения впечатлит. Но тарахтящее чудо, если его, конечно, помыть, да, отмыть, если удастся, точно как не с этой планеты было. Вперед гномка села, а мы с господином Митриком и нимфой сзади. Калли и вампира с собой не взяли — ну, не любим мы шпионов, есть у нас такая слабость. И если до манёвра Иды с кремами я бы вряд ли Калли с вампиром оставила, зная, что у неё иммунитета нет, но от мучений совести своей диверсионной деятельностью подруга меня избавила. Вампиру сейчас точно не до океаниды.
Конверт, что Дафна передала, в машине вскрыли. В выпавшем листке значилось что-то невразумительное.
— Что? — у меня даже руки опустились. — Как это — часть Свитка?
— То есть мы всё-таки ещё и в Египет поедем? — захлопала Ида в ладоши.
Мне бы кое-чей оптимизм.
— Часть, часть, — усмехнулся в бороду господин Митрик. — Получите, наини Артемис.
С этими словами гном протянул мне чёрный цилиндр, а госпожа Беатрис, в это время лицезревшая проезжаемые достопримечательности, ойкнула и попыталась наше внимание к происходящему за окном привлечь:
— Вы видели?! Собака!
— Что — собака? — меня уже ничем в этой компании не удивишь. После колбаски напополам с больным сердцем в самолёте.
— Собака! — восторженно скандировала гномка. — Такая черная, глупая! Поскользнулась об орешек, по всей видимости, овечьего производства, и свалилась в озеро!
Однако. Кажется, Дафна Иде сказала, что в конверте магия какая-то, и она подействует, только если мы его в Индии откроем. Может, это она и есть? На меня не подействовала особо, хотя кто его знает… А вот гномов, похоже, приложило…
— Следующий адрес, — между тем, рассеянно продолжала говорить гномка, не отлипая от грязного стекла. Видимо, происходящее за окном её интересовало куда больше, чем мы, — это мы после активации Свитка узнаем.
— А активировать где будем? — спросили с нимфой чуть ли не в унисон.
Госпожа Беатрис пухленькими плечами пожала:
— В Кали-ашраме, естественно.
Глава 20
Кали-ашрам
До нужного нам ашрама, расположенного прямо в ущелье, между вершинами сразу двух гор, добирались своим ходом, подниматься сюда таксист отказался. Причём гномы могли дать фору не то, что мне, еле ковыляющей на непослушных ногах, склонившейся под тяжестью рюкзака — интересно, что Ида в него напихала такого тяжелого? — но и нимфе, бодро перебирающей длинными худыми ногами в узких джинсах, и тянущей за собой чемодан.
— Артемис, — обернулась ко мне нимфа. — Может, давай мне и рюкзак ещё, ты вон, еле идёшь.
Спасибо, подруга, что подчеркнула перед гномами, шагающими впереди, которые, конечно же, обернулись, чтобы кинуть на меня парочку осуждающих взглядов, всю несостоятельность слабого, между прочим, и хрупкого, человеческого тела.
— Слушай, — прошипела я сквозь зубы, — а ты точно ланью в прошлой жизни была? Не горной козой, нет?
Ида пожала плечами и в буквальном смысле ускакала вместе с чемоданом по узенькой тропинке вверх, а я продолжила свой путь, то и дело, охая и покряхтывая. Вот с чего я взъелась на нимфу? И сдался мне, можно подумать, этот рюкзак. Надо было отдать его этой… горной козе.
Кали-ашрам, когда мы до него всё-таки добрались, оказался несколькими домишками, постройками, а некоторые из них — ещё и без стен или крыш. В центре, если я правильно поняла, стояла статуя этой самой Кали — индийского гневного божества, изображающего черную женщину с четырьмя руками, высунутым красным языком, белыми клыками. Женщина гневно хмурила брови, и даже третий её глаз, расположенный на лбу, смотрел на нас осуждающе. В одной руке богиня держала широкий кривой то ли серп, то ли меч, в другой — кажется, чью-то голову. Точно, голову, с закатившимися глазами и открытым ртом. Талантливый скульптор изобразил голову с такой достоверностью, что с лёгкостью верилось в то, что она была отделена от тела буквально мгновение назад.
Из одежды на Кали, помимо пышных цветочных гирлянд из живых цветов было только ожерелье, опять-таки, из отрубленных голов, а вместо юбки некое подобие оной, в свою очередь, из человеческих рук.
На черноволосой голове — золотая корона.
Тут только я заметила, что Кали стоит не просто на пригорке, как мне показалось с самого начала, а на лежащем мужчине, мускулистом и соразмерном, с приятным открытым лицом и закрытыми глазами.
— Это кто?