— Ну, и где же он? —спросил парень.—Где ребенок? Кого вы спасли, Торн? Кого вы пытаетесь спасти?
— Некоторые из нас имеют обязанности, которые выходят далеко за интересы одного голодающего ребенка.
— Вы не можете спасти мир, Торн, пока не поможете одному-единственному голодающему ребенку.
Публика была явно на стороне студента.
— Я в невыгодном положении,—ровным голосом заявил Торн,—Вы стоите в темноте и произносите свои обвинения оттуда...
— Тогда дайте свет на меня, но я начну говорить громче!
Публика засмеялась, и прожекторы начали поворачиваться. Фотографы поднялись со своих мест. Дженнингс проклинал себя за то, что не взял длиннофокусных объективов, и нацелил аппарат на группу людей, среди которых находился сердитый студент.
Торн вел себя спокойно, но когда прожекторы осветили людей в задних рядах, поведение его сразу же изменилось. Он смотрел не на юношу, а на кого-то рядом с ним. Держа в руках шляпу, там стоял невысокий священник. Это был Тассоне. Торн узнал своего странного посетителя и застыл на месте.
— В чем дело, Торн? — поддразнил его юноша.—Вам нечего сказать?
Весь запал Торна куда-то исчез, волна страха накатила на него, он стоял молча, вглядываясь в темноту. Дженнингс направил камеру туда, куда был устремлен взгляд Торна, и сделал несколько^ снимков.
— Ну, давайте, Торн! — потребовал студент.—Теперь, когда вы меня видите, что вы можете сказать?
— Я думаю...—начал Торн сбивающимся голосом,—...вы правы. Мы все должны делиться богатством. Я... я попытаюсь что-нибудь сделать.
Юноша по-детски заулыбался, и напряжение в толпе исчезло. Кто-то попросил, чтобы убрали прожекторы. Торн пытался прийти в себя, но взгляд его то и дело возвращался в темноту, где мелькала знакомая сутана.
Дженнингс вернулся домой поздно вечером и зарядил пленки в бачок для проявки. Посол, как обычно, произвел на него изрядное впечатление и заинтересовал еще больше. Репортер увидел в его глазах страх, он почуял его, как крыса чует сыр. Это не был беспричинный страх. Очевидно, Торн увидел что-то или кого-то в глубине аудитории. Света было очень мало, а угол съемки слишком велик, но Дженнингс надеялся увидеть что-нибудь на проявленной пленке. Ожидая, пока пленка обработается, он почувствовал голод и разорвал пакет с едой, которую купил на обратном пути из отеля. Вытащив небольшого жареного цыпленка и бутылку шипучки, Дженнингс разложил их перед собой и приготовился к пиршеству.
Сработал таймер, и он прошел в темную комнату, вынул щипцами пленки из бачка. Увиденное так сильно обрадовало его, что он даже вскрикнул от радости, затем вставил пленку в увеличитель и при свете стал рассматривать прекрасные кадры перепалки Торна и студента. Далее шла серия снимков, запечатлевших дальнюю часть зала. Ни одного лица или фигуры нельзя было отчетливо различить в темноте, но на каждом кадре виднелся похожий на дым копьеобразный отросток.
На снимках был увековечен какой-то толстяк с сигарой. Отросток вполне мог оказаться простым дымом. Вернувшись к негативам, Дженнингс отобрал лучшие и зарядил их в увеличитель и минут пятнадцать рассматривал пленки с нарастающим вниманием. Нет. Это был не дым. Цвет и текстура были другие, так же как и относительное расстояние до камеры. Если бы это был дым от сигары, то толстяку пришлось бы слишком много курить, чтобы создать такое облако. Это было бы неудобно для стоящих рядом, они же, напротив, не обращали на курящего никакого внимания и невозмутимо смотрели вперед. Призрачный отросток поднимался откуда-то из конца зала. Дженнингс установил добавочное увеличение и начал изучать снимки подробнее. Под дымом он увидел край одежды, которую носят священники. Репортер поднял руки вверх и издал победный клич. Опять тот же маленький священник! И он каким-то образом давно связан с Торном.
— Священник! — выкрикнул Дженнингс.—Снова чертов священник!
Радуясь, он вернулся к столу, оторвал крылья цыпленку и обглодал их до костей.
— Я найду этого паразита! — расхохотался он.—Я выслежу его!
...На следующее утро репортер взял с собой один из снимков священника, сделанный у посольства. Он показывал его в нескольких церквах, а потом в региональной конторе Лондонского прихода. Но никто не опознал человека на фотографии. Репортера уверили, что если бы священник служил в городе, то его наверняка знали бы. Он был явно из других мест. Дело усложнялось. Дженнингс пошел в Скотланд-Ярд и взял книги с фотографиями преступников, но и там ничего не нашел. Оставалось одно. Впервые он увидел священника, когда тот выходил из здания посольства. Возможно, там о нем знали.
Проникнуть в посольство оказалось сложно. Охранники долго проверяли его документы, но внутрь не пропустили.
— Я бы хотел увидеть посла,—заявил Дженнингс.—Мистер Торн сказал, что возместит мне стоимость фотокамеры, которую он сломал.