Изгоняющий дьявола. Знамение. Дэмьен

Постель была разобрана, как будто его ждали. Он подо­шел к кровати и тяжело опустился на нее. Взгляд его упал на фотографию, стоящую в рамке на ночном столике. Какими молодыми и счастливыми выглядели Джереми и Катерина. Торн лег и почувствовал, что глаза его полны слез.

Внизу часы пробили два раза, Торн поднялся, прошел в ванную, включил свет и в ужасе отшатнулся. Тумбочка Ка­терины была перевернута, вся ее косметика была разбросана вокруг, как будто здесь происходила дикая оргия. Баночки с кремами и пудрой были раздавлены на полу, стены исчир­каны губной помадой, унитаз забит расческами и бигуди. Вся картина говорила о страшном гневе, и хотя Торн ничего не мог понять, он ясно видел, что гнев этот был направлен против Катерины. Устроить этот вертеп мог только взрослый человек: баночки раздавлены страшной силой, а следы губ­ной помады слишком высоко. Здесь орудовал сумасшедший. Но сумасшедший, переполненный чувством ненависти. Торн оцепенел и взглянул на свое отражение в разбитом зеркале. Черты лица заострились еще сильнее, стали жестче, Джере­ми нагнулся и открыл шкафчик. Он рылся в нем до тех пор, пока не отыскал электрическую бритву. Торн нажал на вы­ключатель, и бритва зажужжала в его руке. Когда он ее вы­ключил, ему вдруг опять показалось, что он услышал шум. Скрип половиц над головой. Торн замер и, затаив дыхание, прислушался. Звук больше не повторился.

На верхней губе Торна выступили капельки пота, он смахнул их дрожащей рукой, потом вышел из ванной и, скрипя половицами, направился в темный коридор. Спальня ребенка находилась за комнатой миссис Бэйлок, и, проходя мимо ее двери, Торн остановился. Дверь была приоткрыта, и Джереми увидел женщину. Она лежала на спине, одна ру­ка свесилась вниз, ногти были намазаны ярко-красным лаком, лицо миссис Бэйлок было снова размалевано, как у шлюхи. Она храпела, и ее громадный живот то поднимался, то опу­скался.

Дрожащими пальцами Торн прикрыл дверь и заставил се­бя идти дальше к спальне приемного сына. Дэмьен спал, ли­цо его было спокойным и невинным, и Торн отвел глаза, на­прягся, глубоко вздохнул и двинулся вперед, крепко сжимая бритву в руке; бритва зажужжала, и звук разлился по комна­те. Ребенок спал. Торн нагнулся, и руки у него задрожали. Он поднял жужжащую бритву, щелчком выдвинул из корпу­са приспособление для стрижки и коснулся шевелюры ре­бенка. Прядь волос упала рядом, и Торна передернуло: бе­лый скальп был похож на отвратительный шрам в гуще тем­ных волос. Он снова прижал бритву, и она пробежала по голове еще раз, оставляя за собой обнаженную кожу. Волосы мягко падали на подушку. Ребенок застонал во сне и зашеве­лился. Задыхаясь от страха и отчаяния, Торн заработал бри­твой еще быстрее; еще несколько прядей упало с головы, ве­ки ребенка затрепетали, он начал двигать головой, инстин­ктивно пытаясь увернуться. Дэмьен просыпался. Торн почув­ствовал прилив панического страха и начал прижимать его голову к подушке. Испуганный ребенок попробовал высвобо­диться, но Торн прижал его еще сильнее и застонал от на­пряжения, продолжая орудовать бритвой и состригая все больше и больше волос. Теперь Дэмьен вертелся и бился у него в руках, его приглушенный крик становился все отча­янней. Но Торн продолжал удерживать его. Почти весь че­реп мальчика был обнажен. Торн задыхался, пытаясь удер­жать ребенка, тельце которого дергалось и изгибалось,— мальчику тоже не хватало воздуха. И вдруг у Торна широко открылись глаза —он провел бритвой по затылку Дэмьена. Вот оно. Родимое пятно. Похоже на бугорок. Бритва вреза­лась в него, оно кровоточило, но тем не менее родинка от­четливо виднелась на фоне белой кожи. Шестерки! Три ше­стерки, расположенные в форме листка клевера, хвостиками соединялись в центре.

Торн отшатнулся. Мальчик плакал и задыхался, в ужасе глядя на отца. Его руки ощупывали бритую голову. Увидев свои ладони в крови, Дэмьен закричал. Он бросился к отцу и разрыдался. Торн оцепенел, заметив беспомощный страх в его глазах. Он расплакался сам, видя, как окровавленные ручки ребенка тянутся к нему, моля о помощи.

— Дэмьен!