Изгоняющий дьявола. Знамение. Дэмьен

Торн снова дал полный ход и выехал на дорогу; обогнув каменный угол дома, машина понеслась в сторону шоссе. Ря­дом лежал ребенок, все еще находившийся без сознания. Торн выскочил на шоссе, ведущее в Лондон. Приближался рассвет, туман начал рассеиваться. Машина Торна неслась по пустому шоссе, и мотор гудел от нарастающей скорости.

Мальчик начал приходить в себя, пошевелился и застонал от боли. Торн переключил все внимание на дорогу, пытаясь не думать, что ребенок находится с ним рядом.

— Это не человеческий ребенок! — шептал он сквозь стиснутые зубы.—Это не человеческий ребенок!

Машина мчалась вперед, а мальчик, так и не очнувшийся окончательно, продолжал стонать.

Поворот на дорогу оказался слишком крутым, Торну не удалось справиться с машиной, его занесло, и Дэмьен свалил­ся на пол. Теперь они направлялись к Церкви Всех Святых. Торн уже видел впереди ее возвышающиеся шпили, но от резкого торможения мальчик пришел в себя и смотрел на Джереми испуганными глазами.

— Не смотри на меня...—прорычал Торн.

— Я ушибся...—заплакал ребенок.

— Не смотри на меня!

Ребенок послушно уставился в пол. Шины заскрипели; они уже подъезжали к церкви, когда Торн, взглянув наверх, поразился, как неожиданно потемнело над ними небо. Мрак сгустился, казалось, ночь возвратилась на землю. Почернев­ший небосвод стремительно спускался, и вот уже его проре­зали молнии, вонзившиеся в землю.

— Папа...—хныкал Дэмьен.

— Замолчи!

— Меня тошнит.

Ребенка начало рвать. Торн громко закричал, чтобы не слышать Дэмьена. Разразился жуткий ливень, ветер швырял уличный мусор прямо в лобовое стекло. Торн затормозил у церкви и распахнул дверцу. Вцепившись Дэмьену в ворот­ник пижамы, он протащил его через сиденье. Мальчик начал кричать и пинаться, сильно ударяя Торна ногами в живот, по­ка не отбросил его от автомобиля. Торн снова кинулся к ма­шине, схватил ребенка за ногу и вытащил его наружу. Дэ­мьен вывернулся и бросился бежать. Торн кинулся за ним, ухватил за пижаму и швырнул на асфальт. В небе прогремел гром, молния полоснула совсем рядом с машиной, а Дэмьен завертелся на земле, пытаясь выползти из рук Торна. Джере­ми навалился на ребенка, зажал его и крепко обхватил за грудь. Дэмьен продолжал пинаться и вопить, пока Торн во­лок его к церкви.

На противоположной стороне улицы распахнулось окно, и какой-то мужчина громко окликнул Торна, но Джереми пробирался сквозь сплошную дождевую завесу, ни на кого не обращая внимания. Лицо его было похоже на страшную ма­ску. Ветер бил Торна в лицо, валил с ног, и он еле-еле проди­рался вперед. Ребенок извивался в его руках, вцепился зуба­ми в шею, Торн кричал от боли, но продолжал идти. Сквозь гром послышался вой полицейской сирены, а высунувшийся мужчина отчаянно кричал Торну, чтобы тот отпустил ребен­ка. Но Джереми ничего не слышал, он приближался к поро­гу церкви. Ветер взревел, и Дэмьен вцепился руками Торну в лицо. Один палец попал в глаз, Джереми упал на колени и почти вслепую потащил ребенка к высоким ступенькам. Молния рванулась вниз и ударила совсем рядом, но Торн был уже на пороге и собирал последние силы, втаскивая ребенка по ступеням.

Дэмьен продолжал остервенело царапать ногтями лицо и молотить Торна ногами в живот. Нечеловеческим усилием удалось Джереми повалить ребенка, он сунул руку в карман и стал искать ножи. Дэмьен дико заорал и выбил пакет у не­го из рук. Стилеты рассыпались по ступенькам. Торн схватил один из них, пытаясь другой рукой удержать Дэмьена. Еще раз взвыла полицейская сирена и замолчала. Торн взмахнул стилетом.

— Стой! — С улицы донесся голос, и из дождя вынырну­ли двое полицейских. Один из них на ходу вытаскивал ре­вольвер из кобуры. Торн глянул на них, потом на ребенка и, закричав от ярости, стремительно опустил вниз руку со стилетом. Вскрик ребенка и пистолетный выстрел раздались одновременно.

Наступила тишина — полицейские словно окаменели. Торн застыл на ступеньках, тело ребенка распростерлось пе­ред ним. Потом распахнулись двери церкви, и оттуда вышел священник сквозь завесу дождя. Он в ужасе уставился на страшную неподвижную картину.

Глава тринадцатая

Сообщение о трагедии разнеслось по всему Лондону. Рас­сказ принимал причудливые формы, подробности противо­речили одна другой, и сорок восемь часов репортеры осажда­ли приемную в городской больнице, пытаясь разузнать у вра­чей, что же все-таки произошло. На следующее утро в одной из комнат собрались врачи, и, прежде чем они сделали за­явление, телекамеры уже назойливо жужжали. Специальный хирург Грут Шуур, прилетевший из южноафриканской боль­ницы, выступил с заключительным сообщением.

— Я хочу объяснить... что смерть наступила в восемь ча­сов тридцать минут утра. Мы сделали все, чтобы спасти его жизнь, но ранение не оставляло надежды на выздоровление.

Горестные вздохи пронеслись по толпе репортеров, и врач дождался, пока они стихнут.

— Больше сообщений не будет. Служба пройдет в Церк­ви Всех Святых. Затем тело будет перевезено в Соединенные Штаты для захоронения.