Изгоняющий дьявола. Знамение. Дэмьен

— О Боже, я об этом как-то не подумала!

Дайер быстро проинструктировал дежурного у телефона и кинулся вперед. Шарон едва успевала за ним. Они перебе­жали улицу и спустились по ступенькам вниз.

— Дайте мне пройти! Расступитесь! — Проталкиваясь че­рез зевак, Дайер слышал обрывки реплик: «Что произо­шло?» — «Какой-то тип упал с лестницы».—«Вы виде­ли?» — «Наверное, напился. Видите, его рвало».—«Ну, пошли, а то опоздаем в...»

Наконец Дайеру удалось протиснуться внутрь кольца, и он застыл на миг от чувства неутешного горя и скорби. Каррас лежал на спине, около головы его растекалась лужа крови. Он безразлично смотрел в небо, рот был слегка при­открыт. Но вот он заметил Дайера и слегка шевельнулся. Как будто хотел сказать ему что-то очень важное и срочное.

— Ну-ка, разойдись! А ну, отойдите! —К толпе подошел полицейский.

Дайер опустился на колени и положил ладонь на разби­тое лицо. Как много порезов! Из уголка рта струйкой стекала кровь.

— Дэмьен...—Дайер запнулся и постарался справиться с комком, подкатившим неожиданно к горлу. Он увидел сла­бую улыбку, озарившую лицо Карраса, и придвинулся по­ближе. Каррас медленно дотянулся до руки Дайера и, глядя ему прямо в глаза, сжал ее слабеющими пальцами.

Дайер еле сдерживал слезы. Он придвинулся еще ближе и прошептал ему прямо на ухо:

— Ты хочешь исповедаться, Дэмьен?

Каррас снова сжал ему руку.

Дайер немного отодвинулся и медленно перекрестил его, произнеся слова отпущения грехов:

— Ego te absolvo...[17]

Слеза выкатилась из глаза Карраса, и Дайер почувствовал, что он еще сильнее сжимает его руку.

— ...in nomine Paths, et Filli, et Spiritus Sarcti. Amen[18].

Дайер склонился над Каррасом, подождал немного и прошептал ему на ухо:

— Ты...—И тут же осекся, почувствовав, что рука Карра­са разжалась. Он посмотрел на него и увидел, что глаза Дэ- мьена наполнились покоем и чем-то еще: какой-то таинст­венной радостью от того, что сердце наконец-то перестало страдать. Глаза устремились в небо, но они уже ничего не ви­дели в этом мире.

Медленно и очень нежно Дайер опустил Каррасу веки. Вдали послышалась сирена «Скорой помощи». Он хотел ска­зать: «Прощай», но не смог, а только опустил голову и за­плакал.

Подъехала «Скорая». Санитары положили тело Карраса на носилки, задвинули их в машину. Дайер тоже залез внутрь и сел рядом с врачом. Он нагнулся и взял Карраса за руку.

— Вы ему больше ничем не поможете, святой отец.— Врач пытался говорить как можно мягче.—Не расстраивайте себя. Вам не надо ехать.

Дайер не сводил глаз с разбитого лица и отрицательно ка­чал головой.

Врач посмотрел на дверцу, около которой терпеливо ждал шофер, и кивнул ему. Дверца захлопнулась.

Шарон стояла на тротуаре и молча наблюдала, как «Ско­рая» медленно скрывается за углом.

Вой сирены будоражил ночь и несся над рекой, но потом шофер, видимо, вспомнив, что спешить уже некуда, отклю­чил сигнал. Стало совсем тихо, и река вновь обрела покой.

Эпилог

Стоял конец июня. В спальне Крис собирала вещи, и яр­кие солнечные лучи пробивались через стекло. Она положи­ла цветастую кофточку в чемодан и закрыла крышку.

— Ну вот и все,—сказала она Карлу.

Тот закрыл чемодан на ключ, и Крис пошла к Регане.

— Эй, Рэге, ты готова?

Прошло уже шесть недель после смерти священника и после того, как Киндерман закрыл дело, хотя не все было выяснено до конца. Крис могла только догадываться о слу­чившемся, и частые размышления доводили ее до того, что она нередко просыпалась среди ночи в слезах.

Киндерман тоже не мог успокоиться. Смерть Мэррина наступила от острой сердечной недостаточности. Но Каррас...

— Интересно,—сопел Киндерман в попытках добраться до истины.—Это не девочка. В тот момент она была крепко связана смирительными ремнями. Очевидно, сам Каррас убрал ставни и выбросился из окна. Но зачем? От страха? Или в попытке избежать чего-то ужасного? Нет! —Киндер­ман сразу же отбросил эту версию. Если бы Дэмьен хотел уйти, то вышел бы спокойно через дверь, тем более что Кар- рас был не из тех, кто бежит в минуту опасности.

Тогда чем объяснить этот прыжок?

Киндерман решил поискать ответ в показаниях Дайера, который говорил, что у Карраса были большие эмоциональ­ные перегрузки: чувство вины перед матерью, ее смерть, про­блема его собственной вины. Когда Киндерман добавил к этому несколько бессонных ночей, вину перед неизбежной смертью Реганы, издевки беса, принимавшего облик его ма­тери, и удар, нанесенный смертью Мэррина, он с грустью за­ключил, что у Карраса помутился разум. Кроме того, рассле­дуя смерть Дэннингса, детектив вычитал в книгах, что во время изгнания бесов священники часто и сами становились одержимыми, когда этому благоприятствовали обстоятель­ства: сильное чувство вины, желание быть наказанным плюс сильная самовнушаемость. Каррас был к этому предрасполо­жен. Звуки борьбы, меняющийся голос священника, который слышали Шарон и Крис,—все это также подтверждало гипо­тезу Киндермана.