Одним скелетом Амалицкий не ограничился. Он показал другие кости, а также конкреции с отпечатками глоссоптерисов.
Все эти находки были собственностью Общества естествоиспытателей и формально находились в распоряжении Петербургского университета. Однако геологический кабинет не мог принять такую громадную коллекцию, тем более что раскопки обещали доставить ещё много нового материала.
Амалицкий предложил основать особый палеонтологический музей, где «должны быть ревниво сохраняемы все существующие и найденные в России остатки ископаемых, до самых мелких осколков включительно». По его словам, в зарубежные научные учреждения можно передавать только гипсовые копии, но никак не подлинники[424]
.Того же мнения придерживался Иностранцев, который называл остатки ящеров из Соколков «нашим национальным научным сокровищем»[425]
.Предложение Амалицкого горячо поддержали.
В Петербурге было множество музеев. Например, Популярно-научный музей почтового ведомства, где показывали телеграфные кабели, почтовые сумки и портреты знаменитых почтальонов. Или Таможенный музей, где демонстрировали, как путешественников просвечивают рентгеном, чтобы найти какую-нибудь бутылку в кармане[426]
. А вот палеонтологического музея не было.Общество естествоиспытателей постановило изыскать возможность для его строительства при университете, чтобы поместить туда все находки Амалицкого.
По окончании выступления Амалицкий пригласил гостей подробнее осмотреть «очищенный и связанный под его руководством скелет»[427]
.Журналисты записывали в блокноты впечатления: «По внешнему виду он напоминал черепаху – маленькая голова, громадное неуклюжее туловище. Голова покрыта сплошным щитом из сросшихся теменных костей, по бокам два больших, спускающихся к низу, выступа в виде рогов; роговидные выступы есть и на нижней челюсти. В общем, животное по устройству очень оригинально»[428]
…Через неделю, 3 января, в геологический кабинет пожаловали представители императорской семьи – великий князь Александр Михайлович и великая княгиня Ксения Александровна. Они тоже «изволили осматривать» остов парейазавра. Про раскопки и ящеров им рассказывали Иностранцев, Амалицкий и хранитель кабинета Поленов[429]
.Затем скелет разобрали и отправили обратно в Варшаву, в бывшее здание библиотеки.
В феврале Амалицкий показывал его на заседании Варшавского общества естествоиспытателей.
Всё было как в Петербурге, только репортёров пришло меньше. Один из них, осмотрев скелет, тоже решил, что парейазавр напоминал черепаху и имел «очень небольшую голову собирательного типа, строение которой, как и строение остального скелета, заставляет дать парейозавру место между амфибиями с одной и рептилиями и млекопитающими – с другой стороны»[430]
.Гордые и кровожадные
Весть о первом скелете русского ящера быстро разошлась по стране. Про парейазавра писали газеты разных городов и губерний. В статьях было много хвастовства.
Журналисты часто подчёркивали, что наш ящер гораздо крупнее британского, а кроме того, Амалицкий выкопал не один скелет, как англичане, а сразу целое стадо. Нередко указывали, что лондонский ящер ущербный: без правой задней ноги. О том, что русский скелет тоже не вполне традиционно стоит на лапах, журналисты не знали. Зато с гордостью рассказывали про скорость, с которой отечественные препараторы его очистили: всего за два месяца, тогда как англичанам потребовался год. Газеты писали, что с находками Амалицкого «не может соперничать ни одна палеонтологическая коллекция не только в западной Европе, но и во всём остальном свете. Отступила на второй план даже считавшаяся первою в Европе палеонтологическая коллекция в Брюсселе»[431]
.Про Амалицкого рассказывали и за рубежом: английские, немецкие, французские, испанские, голландские, американские, даже новозеландские газеты. За ними подтянулись журналы: русские «Нива», «Вокруг света», «Научное обозрение», «Огонёк»[432]
, немецкийНе обошлось без курьёзов.
Испанский «Вокруг света» решил добавить в рассказ драматизма. Журналиста явно впечатлило, что раскопки шли на севере нашей страны. Для Испании вся Россия находится где-то на севере, а уж её северные окраины кажутся чем-то запредельно суровым: