Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея

Скелет двинозавра показывал, что могут. Жабры свойственны личинкам амфибий и исчезают у взрослых особей. Однако гигантские двинозавры вновь стали использовать их для дыхания. Сушкин полагал, что такая «регрессивная эволюция» произошла из-за неблагоприятных условий обитания. В результате опустынивания территории амфибии не могли выходить на сушу и утратили привычный для наземных позвоночных способ дыхания.

Летом 1923 года Сушкин решил отдохнуть от многочисленных обязанностей и уехать подальше из Петрограда. «Главное, чтобы куда-нибудь уехать и побездельничать (не в санаторий же, право!)», – признавался он[723].

Вначале он хотел отправиться в экспедицию в Азию, но она сорвалась. Сушкин купил билеты на пароход «Ломоносов» и вместе с супругой выехал на север. Из путешествия писал: «Плыть на пароходе – одно наслаждение, только дорого питаться, да и погода, первоначально прелестная, испортилась»[724].

Большое письмо он отправил Борисяку.

Дорогой Алексей Алексеевич,

В виду летнего отдыха я (понапрасну прождав с месяц денег из Ташкента, куда меня вызывали начальствовать небольшой экспедицией) решил прокатиться по Северной Двине, от Вологды до Архангельска, а затем перебраться морем куда-либо на Мурманскую дорогу. Мимоходом я решил осведомиться о положении дел на Северо-Двинских раскопках, о которых у нас почти не было сведений. Могу сообщить, что всё обстоит благополучно, хотя тревоги было немало…

Я был на барже. Сопровождает её Гадомский. Едемский надзирал за началом пути, а теперь остался на раскопках, чтобы поехать по Пинеге, как только получится от Гадомского из Тотьмы телеграмма, что опасные места пройдены. По-моему, теперь «дело в шляпе». Команда баржи теперь справляется с откачкою, воды не бывает больше 1½ вершка, т. к. баржа сейчас замокла и уже почти не течёт.

Команда производит приятное впечатление. Они с Мариинской системы, оттуда взята и баржа. На Двинской системе рискованные места все пройдены, а Мариинская (которую команда знает) не представит таких затруднений, даже пресловутые Свирские пороги…

В Петрограде надеются быть, по словам команды, около 20–23 августа. Когда Гадомский спросил меня, к кому обратиться в Петрограде относительно разгрузки баржи, то присутствовавший при этом водолив, т. е. капитан баржи, заметил: «ну, баржа казённая, груз казённый, мы казённые – до октября выгрузим, и ладно». Конечно, это преувеличение, но очевидно, нас не будут заставлять торопиться, что очень хорошо.

Особенно Сушкина позабавила встреча с Гадомским, который, никого не замечая, стоял на палубе баржи, словно пират с подзорной трубой[725]

…

Баржа из Соколков дошла до Петрограда за месяц. В конце августа она пристала к Тучковской набережной, куда только что переехал Геологический музей. Ящики перетащили в запасные помещения, где уже лежали 10 тонн неотпрепарированных конкреций Амалицкого[726].

Основная часть коллекции оказалась в Петрограде. Оставалось привезти материалы из Москвы и Варшавы.

В 1926 году на поиски конкреций в Москву отправился Едемский. Прошло уже десять лет с тех пор, как Амалицкий оставил в Коммерческом институте четыре ящика с двумя тоннами конкреций. Институт успели ликвидировать и на его базе открыли новый – Народного хозяйства. Управляющий делами института выслушал Едемского и пообещал выяснить судьбу коллекций. Потом оказалось, что поручение он дал в очень своеобразной форме, потребовав от подчинённых найти «окаменелых змей, покрытых камнями»[727]. Никаких «окаменелых змей», конечно, не нашли.