Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея

Возле индрикотерия возвышался гипсовый скелет диплодока, наконец вывезенный из президиума. Но ирония судьбы: зал президиума так и не стали использовать по назначению. Ещё во времена диплодока здесь временно рассадили сотрудников литературного отделения Академии – Пушкинского дома. Филологи работали рядом с диплодоком, а между его ног поставили крохотный столик а-ля madame de Pompadoure [733]. В отличие от скелета, выселить их было некуда. Сотрудники Пушкинского дома так и остались в зале и ещё долго по привычке называли левую часть «под диплодоком»[734]

.

Геологический музей работал почти каждый день. На его билетах печатали лозунг «Без знаний нет коммунизма». Вечерами в освещённых окнах чернели скелеты индрикотерия и диплодока.

Экскурсии по Северо-Двинскому залу проводила Амалицкая, которая получила должность смотрительницы музея. Детей у Амалицких не было, и она называла «своими детками» скелеты ящеров.

«Много раз я водил своих учеников, студентов Горного института, смотреть эту экспозицию, неоднократно ходил один, чтобы понять этих поразительных животных, и каждый раз нас неизменно встречала всегда приветливая А. П. Встречала и показывала экспонаты с таким увлечением и любовью, как будто собственных детей. Да, пожалуй, и на самом деле эти причудливые, необыкновенные животные были дороги ей как дети», – вспоминал геолог Дмитрий Васильевич Наливкин[735]

.

Другой геолог, Валерий Петрович Петров писал о том же и сравнивал Амалицкую со сказочной старушкой.

У Северодвинской галереи был свой вход и своя касса. Сюда было много экскурсий, как рабочих коллективов, так и школьников. Ведала посещением галереи Анна Петровна Амалицкая. Это была удивительная, милая женщина, у неё был такой вид, как у сказочных бабушек, ухаживающих за внуками. Она всегда встречала всех, особенно нас, студентов-геологов, с улыбкой. Сколько раз приходилось подходить к ней: «Анна Петровна, помогите, денег нет, в столовую не с чем идти». – «Ну что же, сейчас должна придти экскурсия, подожди, может быть, смогу тебе подсобить».

Надо сказать, что она заранее нас, выразивших желание водить экскурсии, провела по музею, всё рассказала и, кроме того, проверила, как мы поняли…

Экскурсия проведена, и Анна Петровна протягивает ведомость: «Ну вот, распишись». И я становлюсь обладателем целого рубля: этого хватит на неделю, особенно, если жить экономно[736].

Впрочем, среди молодёжи находились и шутники. Некоторые, проходя по музею, говорили посетителям: «Это ящеры Амалицкого, это конкреции Амалицкого, а это вдова Амалицкого»[737].

В двадцатых годах Амалицкая переиздала под своей фамилией два небольших эпизода из книги Амалицкого о Печоре и написала две небольшие статьи про его жизнь и работы[738]

.

Сама она не занималась наукой, хотя вместе с мужем состояла во всевозможных учёных обществах. Кажется, к геологии и палеонтологии она чувствовала симпатию исключительно благодаря мужу. Если бы он был химиком или энтомологом, она с таким же увлечением ловила бы бабочек или насыпала реагенты в колбы.

Летом музей пустел, сотрудники разъезжались в командировки и экспедиции. Амалицкая оставалась за главную. Сохранилось несколько её писем в Москву палеонтологу Марии Васильевне Павловой. Письма не добавляют ничего нового к истории музея и Амалицкого, но любопытны сами по себе. Кажется, они вполне отражают характер Анны Петровны. Жаль, их сохранилось немного, хотя обе женщины наверняка переписывались много лет.

Вот два отрывка из писем Амалицкой.