Мне пришлось просидеть всё лето в городе, так как наш Музей буквально весь разъехался; кто в экспедицию, кто за границу. Лето было холодное и дождливое, осень зато хорошая, хотя бы подольше простояла, чтоб оставить меньше времени для моего врага – зимы… 3/X 1926 года.
Мои знакомые, которые приезжали из Нижнего Новгорода, при своём обратном пути в Нижний лишились верхнего платья, так что домой приехали полураздетые. Другие молодые супруги лишились чемодана, где было платье и бельё обоих супругов. Всё это вместе взятое наводит меня на мысль отложить мою поездку в Нижний, как я предполагала на Рождественские каникулы. Во-первых, А. П. Гартман-Вейнберг, вероятно, не вернётся к Рождеству (ей продлили командировку), во-вторых, я думаю, что к Рождеству приедет из Архангельска олений мех, который я заказала (а это значит, надо будет заплатить 75 р.), и, в-третьих, квартирная плата, вероятно, будет увеличена и у меня не хватит денег. Отложу поездку до лета и тогда думаю воспользоваться Вашим любезным приглашением, остановлюсь на несколько дней у Вас.
У нас наступила весна, снега нет совсем, трава зеленеет и лёд на Неве совершенно исчез, долго ли продлится такая погода? Я очень рада такой погоде, так как ненавижу зиму с её холодом, льдом и снегом. 23 года прожив в Варшаве, где климат очень мягкий, и зимы почти совсем нет, я отвыкла от холода и снега и хотела бы жить в таком месте, где нет зимы!
Большого интереса у публики Геологический музей не вызвал. В 1926 году его посетило 5 тысяч человек. Расположенный в соседнем здании Зоологический музей в том же году принял почти 88 тысяч посетителей[740]
.Геологический музей по-прежнему в основном занимался научной деятельностью. Показ коллекций был второстепенной задачей.
Продолжалось препарирование конкреций. Этим занимались в основном Гадомский и Кнырко.
Кнырко был личностью легендарной. В молодости он работал дворником при Академии и чем-то приглянулся директору Геологического музея академику Фёдору Богдановичу Шмидту. Тот стал брать Кнырко на раскопки в окрестности Петербурга, научил его очищать остатки от породы. Когда Шмидт состарился, Кнырко сам искал для него трилобитов. Академик не оставался в долгу и не раз в своих трудах выражал бывшему дворнику признательность за находки и препарировку. В его честь он назвал нескольких животных.
Твёрдые конкреции с массивными костями ящеров пришлись не по душе пожилому препаратору. Их препарирование казалось ему грубым и примитивным, в отличие от ювелирной чистки шипов и глаз трилобитов. Но препараторов в музее было мало, приходилось смиряться с новыми задачами, хотя коллеги замечали, что Кнырко скучал по своему прежнему занятию[741]
.Препараторская была оснащена по последнему слову техники. Здесь установили электрические долота, а конкреции просвечивали рентгеном, чтобы определить положение кости. Несколько таких «палеонтологических рентгенограмм» висело в вестибюле. Впрочем, Амалицкий тоже просвечивал некоторые конкреции на рентгеновской установке Политехнического института.