Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея

Покупка препараторской техники осложнялась нехваткой средств. Сотрудники изыскивали разные возможности для получения новых аппаратов. Сушкин во время поездки по США договорился с западными коллегами, что расплачиваться за технику и образцы будет не деньгами, а костями. Нью-Йоркскому музею он обещал скелет парейазавра. В Геологическом музее многие высказали недовольство этой сделкой, против Сушкина развернулась, по его словам, «неприличная кампания»; стали говорить, будто он торгует «музейским добром». Против него выступили Едемский и Амалицкая. «За кулисами судачили при препараторах, Православлев повёл со мной разговор в таком роде, что мне труда стоило удержаться, чтобы не приказать его вывести, хотели бежать жаловаться на меня А. П. Карпинскому и т. д.», – рассказывал Сушкин[742].

Чтобы не накалять обстановку, он пошёл на хитрость и послал скелет парейазавра в США частями как отдельные, не слишком важные образцы: сначала череп и позвонки, потом рёбра и хвост, отдельными посылками конечности.

В сентябре 1924 года в музее случилась беда. В Петрограде произошло сильное наводнение, подвал музея затопило выше головы. Неразобранные материалы Амалицкого две недели лежали под водой, пока подвалы не осушили[743]

.

Зато на Северной Двине удалось возобновить раскопки.

Ещё в 1923 году, сразу после отправки баржи, Едемский сделал «палеонтологическую разведку» на линзу в Завражье, где Амалицкий находил скелеты громадных амфибий. Едемскому повезло: с ходу в небольшом раскопе он добыл сразу три скопления конкреций, буквально нашпигованных костями, в том числе от парейазавра и иностранцевий[744]. Находка представляла большой интерес, поскольку Амалицкий отмечал полное отсутствие крупных ящеров в Завражье.

В 1926 году Едемский прибыл сюда для основательной работы. Под его руководством линзу в Завражье копали 15 человек. Они с трудом крушили крепкий песчаник и пронизанный льдом песок. Линзу вскрыли на площади 80 метров и… вообще ничего не нашли. Лишь изредка попадались конкреции с «полуистлевшими мелкими костями» и отпечатками листьев «с черешками». Их не брали из-за плохой сохранности[745]

.

В отчёте Едемский удивлялся: «Сопоставляя результаты работ нынешнего года с таковыми же 1923 года, приходится только недоумевать – каким образом тогда, в 1923 году, небольшая пробная раскопка дала такой обильный результат, и на том же месте произведённая в нынешнем году длительная и гораздо более глубокая раскопка дала сравнительно малый остеологический материал»[746].

Он полагал, что причиной могло стать своеобразное залегание линзы. В Завражье она рассечена Северной Двиной не перпендикулярно, как в Соколках, а «несколько вкось», чем объясняется её меньшая мощность и бедность остатками.

Не лучше обстояло дело и с разведкой других чечевиц. Едемский потратил на это четыре дня, нашёл «множество конкреций», «в которых однако оказались лишь слабые намёки на присутствие фауны позвоночных»[747]

.

После этих работ Едемский больше не возвращался на чечевицы, но оставил другой заметный след в истории Северо-Двинской галереи. Он помог разобрать архив Амалицкого, опубликовал две его работы по геологии, подготовил к публикации ещё несколько и написал его небольшую биографию[748].

В 1927 году линзу в Соколках раскапывал Сушкин и сотрудница Геологического музея палеонтолог Александра Паулиновна Гартман-Вейнберг – очень колоритная особа.

Она родилась в Петербурге в 1882 году в немецкой семье. Её отец титулярный советник П. Э. Гартман был делопроизводителем Кавалергардского полка императрицы Марии Фёдоровны. Жизнь Александры поначалу мало отличалась от жизни других интеллигентных девиц. Она окончила женскую гимназию и Бестужевские курсы по отделу анатомии. После революции работала ассистентом в Первом медицинском институте, где изучала нервную систему обезьян. В мужья взяла анатома, чью фамилию прибавила к своей.

В середине двадцатых годов по предложению Сушкина Гартман-Вейнберг перешла в Геологический музей и занялась изучением вымерших рептилий. Заодно переехала в квартиру при музее. Такое широко практиковалось, чтобы защитить документы и коллекции от воров. Со временем все сотрудники разъехались в обычные квартиры, но Гартман-Вейнберг так и осталась жить в музее[749].

Сушкин считал, что биологам и палеонтологам нужна не только кабинетная, но и полевая работа. В 1927 году он вместе с Гартман-Вейнберг отправился в Соколки.

Четыре месяца под их руководством трудилось 25 землекопов. Работы омрачились смертью Гадомского, который внезапно скончался в середине лета прямо на раскопе. Его похоронили на кладбище в Котласе[750].

Экспедиция вскрыла новый участок линзы и тщательно разобрала самый верхний горизонт. «Песок линзы снимался тонкими слоями, причём каждая лопата подвергалась тщательному обследованию», – говорилось в отчёте[751]. Здесь, гораздо выше слоя костеносных конкреций, нашли новый череп двинии и часть её скелета.