Изобретатель парейазавров. Палеонтолог В. П. Амалицкий и его галерея

В 1922 году напечатали небольшую статью с краткими диагнозами найденных им животных и растений, причём в переводе на английский. Статья уложилась в десять страниц; каждому ящеру посвящён небольшой абзац. Статью предваряло предисловие Карпинского, которое начиналось с ошибки: датой смерти Амалицкого был указан 1918 год[759]. Отсюда ошибка проникла в другие издания[760].

В 1927 году вышла небольшая публикация Амалицкого, написанная в 1913 году. В ней описан ящер, которого он назвал по имени и отчеству жены – анна петри (Anna petri)

[761]. После публикации выяснилось, что родовое имя «анна» занято каким-то моллюском. Ящера пришлось переименовать и добавить к «анне» название группы. Получился аннатерапсид петри (Annatherapsidus petri).

В 1931 году опубликовали работу Амалицкого с геологическим описанием Малой Северной Двины. Его геологические наблюдения по Сухоне и Большой Северной Двине остались неопубликованными и хранятся в архиве Академии, равно как и другие рукописи: с описаниями парейазавров, дицинодонтов, статьями о пермской фауне Северной Америки, о движении Земли в Солнечной системе, об образе жизни вымерших животных.

Та же проблема была с новыми работами. Сушкин жаловался, что его работу о двинозавре Академия не может напечатать больше года: «С академическим печатанием просто беда. У меня, наверное, утянут одну работу англичане, т. к. Амалицкий послал им сдуру слепки жаберного стегоцефала»[762]

. Ситуация осложнялась нехваткой сотрудников: палеонтологи – штучные специалисты, и многие предпочитали изучать остатки других животных.

Сыграло свою роль и открытие новых захоронений пермских амфибий и ящеров в Архангельской и Кировской областях, в Татарии и Башкирии.

Скелеты из Соколков перестали быть уникальными, стали одними из многих. Но до сих пор Северо-Двинская коллекция остаётся самой богатой по количеству материала в нашей стране, а раскопки Амалицкого – самыми крупными в России. Никому не удалось повторить его успех.

Рай для геологов

В 1934 году президиум Академии переехал в Москву. Большинство академических учреждений отправилось следом, в том числе Палеозоологический музей и институт, которые отсоединились от Геологического музея.

Палеонтологи переехали быстро: их было менее 30 человек, и многие предпочли остаться в Ленинграде. Амалицкая тоже не поехала. Она некоторое время работала каталогизатором при Геологическом институте, но скоро ушла на пенсию. Ей было почти семьдесят лет.

Пенсия оказалась слишком маленькой даже для скромной жизни. Амалицкая начала занимать деньги, накопила большие для себя долги, стала этого стыдиться и скрывать, не зная, как справиться с нуждой.

Однажды к ней заглянул палеонтолог Юрий Александрович Орлов и пришёл в ужас от бедности и запущенности её быта. Он организовал сбор средств для Амалицкой «в виду обношенности, обтрёпанности её одежды (нет белья и т. д.)» и необходимости покрыть её долги. Заодно начал хлопотать, чтобы Амалицкую взяли в общежитие престарелых учёных[763]

.

Старания увенчались успехом. Амалицкую приняли в академический дом престарелых, который за глаза называли общежитием учёных вдов. В сопроводительных бумагах указали, что она вдова «известного советского геолога»[764].

Весной 1935 года музей в Ленинграде окончательно закрыли для публики и стали готовить к переезду. Сохранились сметы по его «упаковке». Они выглядят внушительно. Надо было купить: доски, брёвна и вату – 400 кг; лигнин – 300 кг; крупную стружку – 8 тонн; мелкую стружку – 2 тонны; обёрточную бумагу – 300 кг; солому – 2,5 тонны; возовую верёвку – 100 кг; шпагат – 150 кг; гвозди – 300 кг; рогожу – 1000 штук; войлок – 300 кг; канат – 100 кг; гипс – 200 кг; фольгу, бинты и марлю – 20 кг[765].

По планам разборка и упаковка скелета диплодока должна была занять четырнадцать дней, индрикотерия – двенадцать дней. Скелеты парейазавров и иностранцевий собирались разобрать за двадцать дней при участии четырнадцати рабочих, двух каталогизаторов и двух препараторов. На демонтаж витрин Северо-Двинской галереи запланировали двадцать пять дней с привлечением столяров, стекольщиков и краснодеревщиков. Отправка всех материалов в Москву, по расчётам, требовала пятидесяти вагонов. Грузовик на вокзал следовало отправить 350 раз[766].

Скелеты и витрины разобрали, упаковали, сложили в ящики в бывшем северодвинском зале, и… переезд отложили, в Москве не нашлось подходящего здания.

Вначале музей планировали разместить в двух этажах большого дома в самом центре Москвы, недалеко от Кремля. Это здание Академия получила от специальной правительственной комиссии. Здесь временно организовали общежитие строителей Академии на 700 человек. Его планировали расселить, большую часть здания отдать Палеонтологическому музею, а в оставшихся помещениях разместить академическую строительную контору и издательство.