Изобретение новостей. Как мир узнал о самом себе

Французские министры прилагали все усилия, чтобы изменить общественные настроения. Но ни для кого уже не было секретом, что те самые победы, в честь которых король заказал написать Te Deum, были одержаны в незначительных перестрелках, в то время как поражения, сопровождавшиеся молчанием, были поистине катастрофичными. Противники Людовика почуяли кровь. Когда в 1709 году начались переговоры о мире (проигнорированные парижской Gazette

), союзники были готовы согласиться на выдвинутые условия лишь в том случае, если Людовик примет участие в вооруженном смещении с испанского престола своего внука Филиппа. Людовика вынудили выбирать между честью семьи и миром в истерзанной стране. В это отчаянное время министры короля неохотно признали, что настойчивые атаки из-за границы требуют ответа. В те времена, когда удача благоволила французской армии, министр иностранных дел Симон Арно де Помпонн мог выпустить «миллион вопиющих памфлетов», которые изображали врагов Франции совершенно ничтожными[599]. Теперь отвечать им выпало на долю Торси, племянника великого Жана-Батиста Кольбера. Торси наточил клыки, начав с памфлетов, тайно опубликованных в Париже под общим названием Lettres d’un Suisse à un François

. Предположительно будучи работой политически нейтральной Швейцарии, на самом деле эти сочинения принадлежали клиенту Торси Жану де Ла Шапелю. Их целью было вбить клин в сложившийся союз, предупредив германские государства об опасности, грозящей им в том случае, если они вверят себя империи Габсбургов.

Lettres d’un Suisse имели определенный литературный успех, однако к 1709 году даже Торси был вынужден признать, что продолжение их публикации более не было полезным. Так, он признавался своему корреспонденту в Италии: «Я бы очень хотел облегчить [ваши страдания] добрыми новостями, но, к сожалению, большая часть того, о чем говорят наши враги — правда»[600]

. Теперь французская корона столкнулась со сложной задачей: объяснить, почему надежда на мир (о котором многие узнали из голландских газет) оборвалась; война должна была продолжиться, чтобы спасти честь короля и поддержать его обязательства перед Филиппом Испанским. В эти тяжелые времена Людовик обратился к своим подданным напрямую в циркулярах, как будто адресованных губернаторам провинций. Будучи напечатанным во множестве экземпляров, это откровенное и трогательное воззвание распространилось в массах. Так в пропагандистских методах короля совершилось преображение. Как писал Торси Иоахим Легранд, талантливый памфлетист тех лет:

«Недостаточно того, что действия короля всегда сопровождаются справедливостью и рассудочностью. Подданные также должны быть убеждены в них, особенно, когда ведутся войны, которые, хотя бы и были справедливы и необходимы, почти всегда вносят несчастье в их жизни»[601].

Обращение короля помогло сплотить французскую нацию для последнего отчаянного усилия; союзники были ошеломлены таким подъемом духа, поняв, что они переусердствовали. Первые признаки ослабления решимости англичан привели к новым стараниям пропаганды Торси при умелой поддержке Легранда. В конечном итоге, возможно, победа Филиппа Испанского над габсбургским претендентом оказалась решающей в исходе войны, но эмиссары не действовали в одиночку. Основа для мирного договора, подписанного в Утрехте в 1713 году, была заложена потоком памфлетов, в значительной степени направляемым (но ни в коем случае не управляемым) противоборствующими партиями.

Реставрации

В Англии после Реставрации 1600 года Людовик XIV имел одного пылкого секретного поклонника — короля Карла II. Умело управляя приливом общественных чувств, утомленных аскетизмом и ханжеством Республики, Карл был полон очарования и оптимизма, что соответствовало духу момента. Под этой привлекательной маской Карл, тем не менее, все еще переживал ужас долгих лет лишений и унижений, которые перенес в изгнании. Он стремился преодолеть, в некоторой степени, естественный инстинкт мщения и старался управлять страной, несмотря на водоворот противоречивых ожиданий, связанных с его возвращением. Для этого ему нужна была послушная пресса. Так начался конфликт между упрямым и коварным монархом и издательским сообществом, предвкушавшим возвращение к вольному обмену мнениями, которое предшествовало мрачному ханжеству времен правления Кромвеля[602].