проявила замечательную инициативу, однако ее успех в формировании общественного мнения Франции был довольно ограниченным. Лишь относительно небольшое число людей читало эти излияния. О реальном тираже, конечно же, мы имеем слабое представление, но считается, что четыре провинциальных издательства в 1670 году имели охват общим числом 2500 еженедельных копий. К 1700 году двадцать два издательства, обслуживавших меньшие области, публиковали совместно около 7000 копий. Если считать вместе с более крупным парижским издательством, мы можем предположить, что общий результат был около 4000 копий еженедельно в 1670-м, а позже — около 9000: и это была одна-единственная газета, обслуживавшая нужды населения в 20 миллионов человек[592]. Контраст с более разнообразными новостными рынками Англии, Голландии и Германии показателен.
Gazette
в качестве добровольного глашатая королевской политики подверглась испытанию в поздний период правления Людовика, когда против короля неумолимо поднялась волна недовольства. Во время Войны за испанское наследство ряд сокрушительных поражений от Бленема (1704) до Мальплаке (1709) поколебал дух самой искусной армии Европы. Мало что из этих событий было отражено в Gazette. К этому времени различные ветви французской бюрократии в равной степени пристально наблюдали за газетой. В 1708 году издателей упрекнули в излишне подробном описании карибских кампаний. В военное время им было сказано напрямую: «Не должно публике быть столь хорошо информированной»[593]. Но общественный интерес и тревогу нельзя было успокоить молчанием. Пробел был естественным образом восполнен вездесущими рукописными бюллетенями: по мере того как Gazette становилась все более немногословной, они превращались в единственный важнейший источник военных и дипломатических новостей[594]. Королевские почтовые служащие снабжали бюллетени достоверной информацией, их распространяли в кофейнях, и их было невозможно контролировать. Правительственное недовольство выразилось в постановлении 1705 года, запрещавшем написание и распространение таких бюллетеней; приказ обновлялся ежегодно на протяжении нескольких лет — верный знак того, что запрет, хотя и был введен «срочным указом короля», не возымел эффекта[595]. Арест и допрос нескольких novellistes в 1706 году привлек внимание к парижским почтовым служащим, тридцать человек были взяты под стражу. Их показания выявили, что у переписчиков новостей существовала хорошо развитая система обмена информацией между парижской и лионской почтой, а также клиентская база, включавшая самых влиятельных лиц страны.
Королевской монополии на издание новостей также бросила вызов публикация газет на французском языке за границей. Эту проблему правительство создало полностью своими руками. В дополнение к тому, что они поддерживали монополию Gazette
, власти систематически благоволили крупным парижским издательствам, разрешая им публиковать книги. Это было поистине катастрофой для крупных издательств в провинциях, в Руане и Лионе, и они отреагировали весьма болезненно[596]. В результате издатели и книгопродавцы в этих городах, имеющих большое значение, неизбежно отдалились. Руанским издателям было нечего терять, и они занялись распространением самых низкопробных сплетен, в то время как Лион стал главным центром распространения иностранной прессы.
Самой известной из иностранных газет стала Gazette de Leyde
[597]. Учрежденная в 1677 году Gazette была одной из дюжины французских газет, публикуемых в Лейдене, Амстердаме и Гааге во времена правления Людовика XIV. В XVIII веке лейденская газета стала европейским рекордсменом по числу читателей среди государственных мужей на континенте[598]. Однако в раннем своем воплощении она ставила себе цель поистине партизанскую — изобразить Людовика жаждущим власти тираном, который способен удовлетвориться, лишь повергнув к своим ногам прочие европейские королевства. Там, где голландская армия потерпела явное поражение в 1672 году, отныне ведущую роль играла пропаганда вкупе с дипломатией, создавая в Европе союз с целью сдержать и, в конце концов, сокрушить французского короля.