Извините, я опоздала. На самом деле я не хотела приходить. История интроверта, который рискнул выйти наружу

Я звоню в дверь, и через мгновение мне отвечает Элис. У нее седые волосы, собранные в хвостик с аккуратной челкой. Она миниатюрна, стройна и стильно одета, что создает впечатление чистоплотности и успешности. Я бы дала ей от 45 до 75 лет. Честно говоря, даже понятия не имею.

— Входите, — говорит она, жестом приглашая меня войти в свой обманчиво огромный дом и расположиться в большой кухне со стеклянными дверьми.

Элис садится напротив меня за кухонный стол и начинает с нескольких простых вопросов. Она ведет себя немного холодно, и я чувствую себя как на допросе. Пока она расспрашивает меня о моей застенчивости и боязни сцены, я ухожу в защиту. Это не похоже на погружение в теплую ванну. Смущенная своим страхом, я не могу говорить об этом с ней, не чувствуя осуждения.

— Итак, расскажите мне историю, с которой собираетесь выступать, — предлагает она.

Она выглядит такой выжидательной. Пришло время выступать. Хотя это только для нее, мои ладони начинают потеть. Я сглатываю.

— Итак, я была в том кафе и нашла значок… — говорю я Элис. Она внимательно смотрит мне в глаза, когда я говорю, и это нервирует. Я сбиваюсь.

Я пытаюсь снова. Я начинаю с нескольких фраз о переезде в Лондон и о том, как я иногда глажу чужих собак, но во рту у меня пересыхает, а сердце бешено колотится. А потом мой мозг делает свое дело. Он как бы выключается. Все становится черным. Дальше — пустота. Абсолютная.

— Я забыла свою историю, — ошеломленно говорю я Элис.

Это просто анекдот какой-то. Она не устроила мне опрос по «Кентерберийским рассказам»[23] или истории Монголии — а такое действительно было в моей жизни. Меня поразила временная амнезия. Я не могу вспомнить следующую часть.

Я представляю себе сцену в Union Chapel. Софиты и темнота, сотни лиц смотрят на меня, а я стою и говорю:

— У меня был значок… мой значок… значок?

Это будет так унизительно. Все будут пялиться на меня, пытаясь понять, что со мной не так. Я навсегда останусь тем облажавшимся человеком, который не смог взять себя в руки, чтобы сделать эту простую вещь.

Попробуй. Подумай, Джессика. Подумай о своей истории. Что происходит в твоей истории дальше?

Элис смотрит на меня не двигаясь, и мне становится жарко. Нелепые слезы щиплют мне глаза и начинают течь по лицу.

Она протягивает мне бумагу.

— Напишите ее, — говорит она.

Я беру лист, едва видя его сквозь горячие слезы. Я беру ручку.

— Не могу, — отвечаю я. — Я ничего не помню.

Как-то я читала, что пытки преступников приводят к ложным признаниям. В этом что-то есть. Я бы призналась, что я — Бэнкси[24], если бы это заставило Элис перестать пялиться на меня своими пронзительными голубыми глазами.

— Нужны плавные переходы, — говорит она. — Это все из-за того, что вас смущает неестественный поворот сюжета в этой истории.

Она просит меня нарисовать свою историю в картинках. Я не могу сделать даже этого. Поэтому она достает еще один лист бумаги и начинает делать это за меня.

— Итак, у вас есть значок. — Она рисует значок, а потом кошку.

— Зачем вы нарисовали кошку? — спрашиваю я.

— Вы сказали, что гладили чужих собак, пока разговаривали с незнакомцами.

Точно, думаю я. Собаки.

Она рисует самолет. Плохо. Я вообще не понимаю, чем это может помочь. В своем рассказе я не говорю о самолетах. Элис составляет график и заполняет его бессмысленными иероглифами, рисует британский флаг, чтобы показать меня в Англии, кошку, чтобы представить меня, гладящую собак, и какие-то очки, чтобы…?

— Что это такое?

— Вы говорите со своим профессором.

Что? Моя история похожа на детскую охоту за сокровищами.

Это просто сбивает с толку мой кашеобразный мозг. Она рисует корону как символ королевы, но мой личный символ для королевы — не корона, а скрещенные лодыжки, как всегда сидит героиня Клэр Фой в сериале «Корона»[25].

Я делаю вид, что соглашаюсь, зная, что это не сработает.

— А теперь расскажите мне эту историю еще раз, — говорит она. — Вы плакали, были эмоциональны, а теперь расскажите мне эту историю.

Что? Неправда. Эмоциональная часть еще не закончилась. Во мне осталось много хорошего, тяжелого плача, Элис. В данный момент я просто еще сдерживаю свои эмоции — не было того удовлетворяющего освобождения от тяжелых, быстрых слез и дрожащего дыхания. И тогда, минут через 10–15, тогда я закончу.

Но у нас нет на это времени.

Я бегу наверх в ванную, чтобы взять несколько салфеток. Я сажусь на край ее огромной ванны, пытаясь взять себя в руки. Элис явно относится к типу людей с жестким проявлением любви. Она не собирается баловать меня укутыванием в плед, которое я себе представляла. Это будет тяжелая работа. Но я пришла сюда не для того, чтобы плакать в чужой ванной, — я пришла сюда, чтобы победить свой страх.

Я спускаюсь вниз, сажусь напротив Элис, и мы продолжаем, будто ничего не случилось.

Она говорит много слов, но их трудно осознать сразу. Мне требуется минута, чтобы обдумать их.

— Вы не такая уж и особенная, — говорит она мне. — Вы не центр Вселенной.

Господи.