— Жаль, что я не участвовал в вашем разговоре, — признается он.
Почти каждый раз, когда я общаюсь с кем-то, я вспоминаю один урок с моих первых занятий, когда Марк сказал нам вести глубокие разговоры, чтобы сблизиться с другими людьми. Я пыталась практиковаться в более глубоких беседах, обходя стороной простые вещи и задавая вопросы, которые действительно открывают пространство для чего-то более значимого.
Ужин с Сэмом и его друзьями не казался мне чем-то необычным, потому что, ну, не буду лукавить: в течение года я просто поняла, что мне довольно легко заводить глубокие разговоры с другими женщинами. Может быть, потому что у нас обычно больше общего или нас поощряют более открыто говорить о своих чувствах — я не знаю, почему. Но мне казалось, что каждый раз, когда я совершала этот прыжок в неуютную неизвестность, женщины прыгали прямо за мной.
Когда я пробовала ту же тактику с мужчинами, они чаще всего отгораживались от меня. Один из друзей Сэма, которого я знаю уже давно, переживает разрыв отношений. Я заметила, что он сильно изменился, когда мы виделись последний раз. Он выглядел раненым.
Я попыталась осторожно спросить, что случилось, но он прервал мои усилия, встав, чтобы сходить еще за одним напитком. Я попробовала еще раз. Он снова прервал меня, на этот раз вытащив свой телефон. Другой друг-мужчина просто проигнорировал мои вопросы, притворившись на мгновение глухим, и сменил тему разговора. Я не специалист по социальной обусловленности, токсичной маскулинности или гендерным исследованиям, но было поразительно, насколько иначе вести подобные разговоры с мужчинами.
Я не могу не вспомнить свою встречу с Крисом, моим партнером по «чувствительному теннису», с которым я познакомилась несколько месяцев назад на занятиях в «Школе жизни». Как ему было одиноко и трудно заводить друзей, как сильно он хотел новых и как ему казалось, что он мог признаться мне в этом только потому, что мы были незнакомы. Он не мог признаться даже жене в своих чувствах.
Я не думаю, что Крис — исключение. Согласно исследованиям, мужчины значительно более одиноки, чем женщины. Треть мужчин регулярно чувствуют себя одинокими. Когда я понимаю, что каждый восьмой мужчина говорит, что ему не с кем обсудить серьезные темы{32}
, мои попытки приобретают гораздо больше смысла.Через несколько дней после этого ужина я встречаюсь за кофе со своим новым другом Полом. Он рассказывает о том, как ехал на велосипеде из Нидерландов в Испанию — это было многомесячное путешествие, в котором он был совершенно один. Я пытаюсь представить себя в этой ситуации.
— Тебе было одиноко? — спрашиваю я.
Пол замолкает, застигнутый врасплох этим вопросом.
И в этом проблема глубоких разговоров. Мало того, что вы должны быть немного уязвимы и немного напористы, чтобы задавать вопросы. Вы также просите, чтобы тот, с кем вы говорите, был таким же: откройтесь, возьмите за руку и познайте глубину.
Пол хмурит брови. Через некоторое время он кивает.
— Да, было, — говорит он.
— Как ты боролся с этим?
— Я много писал в своем дневнике, — признается он. — Я ходил гулять. Но мне все равно было очень одиноко.
Он считает, что хорошо умеет разговаривать с новыми людьми, но в большинстве мест, где он останавливался по пути, люди были довольно настороженными.
Когда я прокручиваю этот разговор в голове, я задаюсь вопросом, как бы с этим справилась Джесс до сауны. Учитывая, что я не очень хорошо знала Пола, я, вероятно, спросила бы, как он строил свой маршрут, сколько миль преодолевал в день или на какой модели велосипеда ехал. Может быть, в лучшем случае я бы пустилась в рассказ о велосипедном сиденье, которое у меня было в Пекине. Оно было занозой в заднице в прямом смысле слова, из-за чего я едва могла ходить в течение двух недель. А затем бы последовал монолог о реалиях жизни с натертыми бедрами.
Я так впечатлена тем, насколько Пол открыт со мной. Он мог бы солгать и сказать мне, что не чувствовал себя одиноким, что провел время наедине с собой, что был одиноким волком, ковбоем, направляющимся в закат ни с чем, кроме своего верного металлического коня.
Одна из самых важных частей глубокого разговора заключается в том, что это должен быть двусторонний процесс — обе стороны должны быть готовы делиться, раскрываться, быть уязвимыми. Если вы инициируете его, но не отвечаете взаимностью, вы, вероятно, просто преследуете невинных людей, чтобы заставить их поделиться чрезвычайно личной информацией.
Я понимаю, что мне не следует расспрашивать мужчин об их одиночестве, не делясь собственным опытом. Но раз уж мы все здесь, то я заодно и вам расскажу.