Извините, я опоздала. На самом деле я не хотела приходить. История интроверта, который рискнул выйти наружу

Я была Тимом так много раз в своей жизни. До начала этого года я всегда была Тимом. Заходила так далеко, а потом бросала все.

Сегодня вечером я не дам себе возможности уйти. Внезапно люди начинают заходить внутрь. Это лишь друзья и семья, но вскоре все места заняты. Я насчитала около 60 человек.

Мы должны сидеть вместе в дальнем углу. Вивиан спрашивает, не накраситься ли ей красной помадой, которую она принесла с собой.

— Обязательно, — отвечаю я. Боевой раскрас.

Она показывает мне свою руку. Она дрожит. Она передает мне свои рукописные заметки.

— Прокричи их, если я забуду свои шутки, — говорит она.

Свет тускнеет. Энтони лихорадочно наносит эфирное масло для уверенности в себе каждому на запястье. Я протягиваю ему свое, и он наносит мне немного. Пахнет лимоном.

Зал гудит, все рассаживаются, и я вижу, как Кейт направляется к сцене. Свет гаснет. О боже, это действительно не сон.

Кейт рассказывает несколько анекдотов и дает понять зрителям, что мы все новички.

— Я хочу, чтобы вы отнеслись к этому, как к празднованию дня рождения годовалого ребенка. Если вы видите что-то хоть отдаленно адекватное, вы хлопаете и смеетесь, — говорит она.

А потом она представляет Вивиан на сцене. Я переживаю за нее, но вижу, что она влилась, и начинаю бояться за себя. Я знаю, что мое время близко. Я начинаю терять голос? Я что, чувствую в горле ком?

Я слышу, как Вивиан заканчивает свое выступление. Мое сердце бешено колотится, но я готова. Я практиковалась. Я верю в свои шутки. Я знаю, что должна говорить медленно и произносить реплики правильно, чтобы вызвать смех. Если они не поймут меня, то не поймут шуток, и тогда у меня не будет никакой надежды. И я должна правильно подать себя. Кажется трудным. Но я попробую.

— Пожалуйста, поприветствуйте на сцене фантастическую Джесс Пан! — кричит Кейт.

И я встаю.

Я не помню, как шла к сцене, но знаю, что должна была. Мне казалось, будто я целую вечность возилась с микрофоном, пытаясь вытащить его из подставки и отодвинуть ее в сторону. Мой мозг кричит: «Вытащи микрофон! Вытащи микрофон!»

Все. Микрофон вытащила. Теперь надо поговорить с аудиторией. Ты же на сцене! Веди себя соответственно! На тебя смотрят 60 человек. Поздоровайся с ними. Веди себя так, как будто они твои хорошие друзья, которых ты только что видела на вечеринке.

— Привет, — говорю я.

— ПРИВЕТ! — кричат они в ответ. Я слышу своих однокурсников даже с задних рядов.

— Как у вас дела, ребята? — спрашиваю я.

Неоднозначный гам — это единственный ответ. Продолжаем.

— Итак, я из Техаса… Я из этого места, которое называется… Амарилло.

Мои однокурсники кричат в ответ.

Вот он, момент, когда у меня есть власть и я собираюсь заставить аудиторию из 60 человек петь «(Is This The Way To) Amarillo» со мной. Я собираюсь это сделать. Да, это так. Я буду петь на публике.

Я уже почти начала петь, когда вдруг вижу мужчину в зале, машущего мне рукой.

— Я ТАМ БЫЛ! — кричит он, а потом показывает на себя.

Боже. Мой первый крикун. Я еще и 30 секунд не пробыла на сцене.

— И я тоже! — кричу я в ответ. — Я тоже там была! Потому что я там родилась.

Бум!

А теперь тихо, крикун! Просто дай мне привыкнуть к этому. А то спугнешь меня. Тише. Тише. Подожди, сейчас я должна спеть.

— Слушайте, может, споем фрагмент этой песни? Да? — спрашиваю я, стараясь говорить непринужденно и естественно. Как будто я уже пела когда-то вместе с ними или даже выступала здесь. Но зрители этого не знают! Они знают только то, что видят: невысокая азиатка, одетая как Шэрон Хорган, просит их спеть песню Тони Кристи.

— Да! — услужливо кричат они в ответ. Именно так, как сказала Кейт.

«Вы должны воспринимать это как день рождения маленького ребенка. Видите хоть что-то адекватное — хлопаете и смеетесь», — говорит Кейт.

И теперь я должна это сделать. Я должна взять себя в руки. И спеть. Я начинаю одна. Кошмар во всех смыслах этого слова.

— Is this the way to Amarillo… — Я начинаю неуверенно напевать^{31}, чувствуя, что я в аду и теряю сознание.

К счастью, аудитория подхватывает.

— Every night I’ve been hugging my pillow…! — Они поют вместе со мной.

— Ладно, хватит, — твердо говорю я публике. Я делаю жест «достаточно» под горлом. Они послушно перестают петь. Ну вот и все. Теперь я должна идти дальше.

На сцене, при свете прожекторов, это похоже на астральное путешествие: я привыкаю к происходящему. Все проходит идеально, но как бы отдельно от меня.

Я сверхчувствительна: кончики моих пальцев крепко сжимают микрофон и все же кажется, что меня там нет. Я смотрю на зрителей и ничего не вижу, как будто нахожусь в своей собственной вселенной. Голос у меня сильный, но темп не слишком быстрый. Тревога есть, но она под контролем.

«Это выступление было даже лучше, чем кокс», — делает мне комплимент Шон.