Читаем Извините, я опоздала. На самом деле я не хотела приходить. История интроверта, который рискнул выйти наружу полностью

Они оба поворачиваются ко мне.

— Потому что мне бы хотелось, чтобы мой оказался на Гавайях! — говорю я.

Я — социальная смазка. Я — эталон этикета. Я — Найджела.

На улице начинает лить как из ведра. Я бегаю вокруг, закрывая окна. И тут в дверь снова звонят. И еще раз. Люди приходят и приходят.

Лора с курса импровизации приходит без зонтика, и ее волосы насквозь промокли. Она принесла свежеиспеченный торт и бутылку польского алкоголя. Я веду ее наверх, в свою спальню, и мне приходится открыть дверь и впустить ее, чтобы она могла высушить волосы феном. Теперь Лора знает мой способ уборки, известный как «груды одежды». Черт. Но нет времени беспокоиться, потому что внизу, в гостиной и на кухне, повсюду люди.

Моя стратегия уборки: вместо того чтобы застелить постель — закрыть дверь в спальню.

Я бегу вниз. Сэм разогревает индейку и взбивает вегетарианское пюре. Я смотрю на свой сладкий картофель, покрытый маслом, сахаром и зефиром. Маршмэллоу не образовали эту обугленную глазурь, как при жарке на костре, а вместо этого полностью расплавились — белые комочки растворились среди оранжевого сладкого картофеля.

— Выглядит так, будто я выплюнул на них зубную пасту, — говорит Сэм.

Я хочу убить его. Но здесь слишком много свидетелей.

Наконец, когда вся еда горячая и на столе, я стою, расставив босые ноги (так непринужденно, так спокойно), и оцениваю своих гостей. Тони и ее муж Роб сидят на диване, Лиз громко говорит о регби, остальные поглощены разговором о комбинезонах. Несколько девушек с курсов импровизации обсуждают наши занятия.

— Эй! — говорю я.

Никто не оборачивается.

— Приветик! Эй! Эй! Эй! — кричу я, размахивая вилкой в воздухе.

Несколько голов поворачиваются ко мне. Тони все еще весело кричит на Лиз в углу.

— ТОНИ! — вскрикиваю я.

В комнате воцаряется тишина. О нет. Я превратилась в школьную учительницу.

— Тарелки здесь, столовые приборы тут — пожалуйста, угощайтесь! — я указываю на стол.

Так вот как это делается? Вот как вы это делаете? Я никогда не делала этого раньше.

— У нас здесь индейка, гарнир, что-то под названием «окорок в Coca-Cola».

Как только я произношу эти слова, гостиная тут же радостно охает и ахает. Это все равно что произнести заклинание.

— Чарльз, я сделала закуски с хлебом без глютена, — говорю я. Спокойно, но с ясным подтекстом: посмотрите на меня, я идеальная хозяйка. Такая подготовленная. Такая любезная.

— Замечательно! Быстрый вопрос: колбаса тоже без глютена? — спрашивает он.

— Разве в колбасе есть глютен?

И тут мы оба понимаем: в колбасе определенно есть глютен (в оболочке) и он не может есть ее, а потому я провалилась, купив твердый как камень хлеб в безглютеновой пекарне.

После того как все угощаются, 11 из нас садятся в круг с тарелками еды. Именно этого момента я и ждала. Я не была уверена, что он настанет.

В Америке существует традиция, когда каждый человек за столом говорит, за что он благодарен. Это очень глубоко и по-американски. И так соответствует всему, чему я научилась в этом году: открытости людям и погружению в глубокие разговоры.

Я помню, как в самом начале всего этого учитель «Школы жизни» Марк сказал:

— Мы так тщательно планируем званые обеды, готовим еду, убираем дома (или вроде того), покупаем выпивку, но не обращаем внимания на разговоры.

Я должна была приложить усилие, чтобы осуществить все это. Я не хотела, чтобы обычная вежливая беседа или едкий юмор скрывали все эмоции.

И вот тот самый момент. Мы с Сэмом готовили два дня. Мы по очереди размораживали 5-килограммовую индейку. Мы разрушили нашу кухню и чуть не разрушили наш брак.

Но еще мы собрали всех этих людей вместе, и они не знают друг друга. Я встречалась с ними или получала от них наставления в течение этого года. Я не знала большинства из них год назад. Если бы я никогда не попыталась стать экстравертом, никого из них сейчас бы здесь не было.

Шел дождь. Свечи были зажжены. Я проводила вечер по всем правилам хюгге[95].

— В День благодарения есть два правила, — говорю я. — Ешьте столько, сколько сможете, и произнесите, за что благодарны друг другу.

Я замечаю в углу Чарльза, моего американского товарища, который не ест глютен.

— Чарльз, почему бы тебе не быть первым? — предлагаю (приказываю) я.

— Я благодарен за старых друзей, — говорит он, поднимая бокал за Сэма. — За знакомство с новыми людьми и за хорошую еду.

Теперь очередь Тони.

— Я благодарна за то, что живу в стране с универсальной системой здравоохранения, — продолжает она. (Тони недолго жила в Америке и помешана на Национальной службе здравоохранения.)

Несколько людей говорят, что благодарны за еду, которой мы их угощаем.

Круг доходит до меня. Это мой момент. Я оглядываюсь на эти лица, которых не знала год назад.

— Я благодарна, что встретила большинство из вас в этом году и сделала много страшных вещей, которые привели меня к еще большому количеству удивительных людей, — признаюсь я. — Я пригласила каждого из вас, потому что хочу узнать вас получше, но вы все — уже особенные для меня. Вы изменили мой год в лучшую сторону. Вы изменили меня.

Я это сделала. Я позволила себе быть уязвимой.

Перейти на страницу:

Все книги серии Странный, но Нормальный. Книги о людях, живущих по соседству

Извините, я опоздала. На самом деле я не хотела приходить. История интроверта, который рискнул выйти наружу
Извините, я опоздала. На самом деле я не хотела приходить. История интроверта, который рискнул выйти наружу

У некоторых вся жизнь будто бы складывается из случайностей. Они находят работу мечты, заговорив с кем-то в парке. Встречают любовь, стоя в очереди в кафе. Они получают новые впечатления, рискуют и налаживают связи просто потому, что любят разговаривать и слушать тех, с кем знакомятся. Они не убегают от людей на полной скорости и, кажется, действительно живут той жизнью, за которой многие другие наблюдают лишь со стороны. Однажды Джессика Пан — интроверт с детства — принимает решение побороть свой страх общения с посторонними людьми и попробовать себя в роли экстраверта, которому все удается. Эксперимент длится год и изменяет ее до неузнаваемости.

Джессика Пан

Биографии и Мемуары / Психология и психотерапия / Зарубежная психология / Образование и наука
Динозавры тоже думали, что у них есть время. Почему люди в XXI веке стали одержимы идеей апокалипсиса
Динозавры тоже думали, что у них есть время. Почему люди в XXI веке стали одержимы идеей апокалипсиса

Оказавшись во власти символов и предзнаменований конца света, ирландский журналист Марк О'Коннелл отправляется в путешествие, чтобы узнать, как люди по всему миру готовятся к апокалипсису, и понять истоки их экзистенциальной тревоги.Он знакомится с образом мыслей выживальщиков и исследует содержимое их «тревожных чемоданчиков». Изучает сценарии конца света и ищет места куда от него можно спрятаться. Знакомится с владельцем сети бункеров «Х-point» и посещает лекцию о колонизации Марса. И отправляется в Чернобыль, чтобы увидеть, как может выглядеть мир после апокалипсиса.Путешествие Марка помогает по-новому взглянуть на окружающую действительность и задуматься о своем месте в мире.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Марк О’Коннелл

Публицистика / Зарубежная публицистика / Документальное

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное