Извращенная преданность

— Я пыталась. Но… — она замолчала. — Ты снова спас меня. Ты единственный, кто заботится обо мне настолько, чтобы рисковать ради меня. Это жалко, но есть только ты.

Я не мог ответить на ее эмоциональные слова. Ничего, что могло бы воздать им должное.

— Я хочу тебя, — прошептал я ей на ухо и добавил еще тише. — Я нуждаюсь в тебе.

Она посмотрела мне в глаза. Она не могла перестать искать что-то, даже после всего, что случилось.

Она слегка приподняла бедра, заставляя кончик моего члена скользить по ее гладким складкам. Я прошипел в ответ на молчаливое приглашение. Это было слишком соблазнительно. Взять ее прямо сейчас, больше не ждать. Но она стоила ожидания.

Я присел на корточки и расстегнул ее рубашку, затем помог ей стянуть ее, позволив своим глазам рассмотреть ее безупречную кожу. Я устал и все еще злился. Мой контроль был на пределе, но я заставил себя опустить рот к ее киске. Удивление промелькнуло на ее лице, а затем ее губы приоткрылись в мягком стоне, когда я погрузил язык между ее складок. После нескольких поглаживаний по ее разгоряченной плоти, я сомкнул губы вокруг клитора. Я был слишком нетерпелив для медленного приближения.

Она наградила меня вздохом и раздвинула ноги еще шире. Мой рот на ее комке нервов быстро заставил ее задыхаться и скользить от возбуждения.

Я вошёл в нее пальцем, чертовски любя, как ее стенки сжимались вокруг меня. Я не мог дождаться, когда они сделают это с моим членом.

Она дернула бедрами, вскрикнув, и я вставил в нее второй палец. Она вздрогнула, когда я провел ее через оргазм медленными движениями пальцев и языка. Но моя собственная нужда была слишком срочной. Мой член был близок к взрыву.

Я выпрямился и потянулся к ящику. Я взял презерватив, прежде чем надеть его на свой член. Леона смотрела на меня со смесью трепета и предвкушения.

Я вытянулся над ней и направил свой член к ее входу. На мгновение я подумал, не сказать ли ей что-нибудь, слова, которые она хотела услышать, слова любви, нежные слова, но не смог. Меня переполняло тьма и отчаяние, потому что я знал, что это единственная ночь, которая у нас будет. Я чувствовал это глубоко внутри.

Я выдержал ее взгляд и двинулся вперед. Мой кончик скользнул внутрь, крепко зажатый ее жаром. Она напряглась, дыхание замерло в горле. Ее глаза были мягкими, и чертовски эмоциональными. Я не мог сдержаться. Я не хотел. Я завладел ее ртом, сверля взглядом, и полностью завладел ею. Ее сопротивление ослабло под давлением, и она задохнулась у моих губ, тело напряглось подо мной.

— Я предал ради тебя, я убил ради тебя, — сказал я грубо, медленно выходя из нее, пока только мой кончик не остался внутри нее. — Я истеку кровью и умру за тебя.

Я снова вошел в нее, пытаясь сдержаться.

Ее глаза расширились. От моих слов и боли. Она прижалась ко мне, эти чертовы васильковые глаза не отрывались от моего лица.

Я истеку кровью и умру за тебя.

Это не было обещанием, не было глупым признанием моих чувств. Это было предсказание.

С каждым толчком я продвигался все глубже и сильнее, и она держала меня, сверля глазами. И я требовал ее с каждым толчком, пытаясь убедить себя, что это того стоило, что Леона стоила усилий, которые я был готов взять на себя ради нее. За нее стоило умереть.

Потому что Римо убьет меня.

Она несколько раз глубоко вздохнула. Я знал, что должен быть осторожнее, двигаться медленнее, но я не мог остановиться. Казалось, что наше время бежит сквозь пальцы, и мне нужно было считать каждое мгновение. Она заставила меня предать Римо, о чем я никогда раньше не задумывался, она заставила меня нарушить клятву ставить Каморру на первое место. Стоит ли она того?

Когда наши покрытые потом тела прижались друг к другу, когда ее напряженность сжала меня, когда ее глаза вцепились в мои с доверием и чем-то более сильным и опасным, я решил, что она того стоит. Я не был уверен, как до этого дошло. Как я мог позволить этому зайти так далеко? Как она могла все еще смотреть на меня этими гребаными заботливыми глазами после всего? Она запуталась, и я тоже.

Я крепко обнял ее и вошел в нее. Она снова задохнулась, ее дыхание участилось, щеки покраснели. Она медленно моргнула, словно только что очнулась от сна. Ее губы мягко коснулись моих, и по выражению ее глаз я понял, что она собирается сказать слова, на которые я не смогу ответить. Слова, которые она даже не должна была произносить, не после того, что я сделал, не после того, что она знала обо мне, не тогда, когда я был ходячим мертвецом. Никакие слова этого не изменят. Ничто не могло.

— Ничего не говори, — резко прошептал я, и она прислушалась.

Я перевернул нас и притянул ее к себе. Она вздрогнула, но затем прижалась ко мне. Ее тело рядом с моим, казалось, должно было быть таким. Но я знал, что это может быть единственный раз, когда я могу держать ее так.

ЛЕОНА

Я проснулась от прикосновения пальцев Фабиано к моей спине. Прикосновение было нежным, почти благоговейным.