К берегу удачи. Кривой домишко. Объявлено убийство. Три слепых мышонка

— Я понимаю ваше желание знать все детали. Отец сделал нас независимыми в финансовом отношении много лет назад. Брата он утвердил председателем и главным пайщиком фирмы ресторанных услуг — своей самой крупной компании. Он поручил управление целиком брату. Мне он дал то, что считал равной долей. Реально, думаю, примерно сто пятьдесят тысяч фунтов в ценных бумагах и займах — с тем чтобы я мог распоряжаться капиталом по своему усмотрению. Он положил также очень щедрые суммы на имя моих двух сестер. Обе они уже умерли.

— Но сам он оставался так же богат?

— Нет, за собой он сохранил сравнительно скромный доход. Он говорил, что это будет для него стимулом к жизни, но с тех пор, — впервые слабая улыбка тронула губы Филипа, — в результате различных операций отец сделался еще богаче, чем прежде.

— Вы с братом поселились в его доме. Это не было следствием каких-либо… финансовых затруднений?

— Нет, конечно. Просто так было удобнее. Отец не раз говорил, что мы в любой момент можем поселиться вместе с ним. По разным семейным обстоятельствам так было удобнее. Кроме того, — добавил Филип, подумав, — я был очень привязан к отцу. Я переехал сюда с семьей в тридцать седьмом году. Арендной платы я не вношу, но плачу свою долю налогов.

— А ваш брат?

— Брат переехал сюда после того, как его дом в Лондоне разбомбило — в сорок третьем.

— Понятно. Ну а имеете ли вы представление о том, каковы завещательные распоряжения вашего отца?

— Совершенно четкое представление. Отец сделал новое завещание в тысяча девятьсот сорок шестом году. Скрытность не была ему свойственна. У него было обостренное чувство семьи. Он собрал семейный совет, на котором присутствовал также его нотариус, по просьбе отца объявивший условия завещания. Вам, вероятно, они известны. А если нет, мистер Гейтскил вас, без сомнения, с ними ознакомит. Приблизительно так: сумма в сто тысяч, не подлежащая налогу, отходила моей мачехе, в дополнение к весьма щедрой сумме в соответствии с брачным договором. Остальное поделено на три части: одна мне, одна брату, третья — под опекой — троим внукам. Состояние огромное, но и налог на наследство, разумеется, будет велик.

— Завещано ли что-нибудь слугам или на благотворительные цели?

— Ничего не завещано. Жалованье прислуге увеличивалось ежегодно, пока они оставались в его услужении.

— А вы… извините мой вопрос… вы сами не нуждаетесь в реальных деньгах, мистер Леонидис?

— Подоходный налог, как вы знаете, инспектор, весьма внушителен, но моего дохода вполне хватает на наши с женой нужды. Более того, отец часто делал нам всем очень щедрые подарки, и, возникни какая-нибудь экстренная необходимость, он немедленно пришел бы на помощь. Заверяю вас, инспектор, — заключил он холодным тоном, отчеканивая каждое слово, — у меня не было финансовой причины желать смерти моему отцу.

— Очень сожалею, мистер Леонидис, что я своими расспросами подал вам мысль, что подозреваю вас в чем-то подобном. Нам приходится докапываться до мельчайших деталей. А теперь, боюсь, мне придется задать вам еще ряд щекотливых вопросов. Они относятся к взаимоотношениям между вашим отцом и его женой. Были ли их отношения благополучными?

— Насколько мне известно, да.

— Никаких ссор?

— Думаю, нет.

— Была ведь большая разница в возрасте?

— Да.

— А вы — извините меня — вы с одобрением отнеслись к женитьбе вашего отца?

— Моего одобрения никто не спрашивал.

— Это не ответ, мистер Леонидис.

— Ну, раз вы настаиваете — я считал этот брак… неблагоразумным.

— Высказывали ли вы свои возражения?

— Я узнал о женитьбе как о свершившемся факте.

— Наверно, для вас это был удар?

Филип не ответил.

— У вас не возникло чувство обиды?

— Отец волен был поступать, как ему вздумается.

— Можно ли считать ваши отношения с миссис Леонидис дружелюбными?

— Вполне.

— Вы в дружбе с ней?

— Мы очень редко встречаемся.

Старший инспектор переменил тему.

— Можете ли вы мне что-нибудь рассказать о мистере Лоренсе Брауне?

— Боюсь, что нет. Его нанимал мой отец.

— Да, но чтобы учить ваших детей, мистер Леонидис.

— Резонно. Сын мой перенес детский паралич, к счастью, в легкой форме, и мы решили не отдавать его в школу. Отец предложил, чтобы сына и мою младшую дочь Жозефину обучал домашний учитель. Выбор был в то время весьма ограничен, учитель должен был быть освобожден от военной службы. Рекомендации у этого молодого человека оказались удовлетворительными, отец и моя тетушка, на которой лежала забота о детях, были им довольны, и я дал согласие. Хочу добавить, что не могу предъявить никаких претензий к преподаванию — учитель он добросовестный и компетентный.

— Комната у него в той части дома, которая принадлежит вашему отцу?

— Да, там больше места.

— Не замечали ли вы когда-нибудь… мне неприятно об этом спрашивать… каких-либо знаков близости между ним и вашей мачехой?

— Я не имел случая заметить что-либо подобное.

— Не доходили ли до вас слухи и сплетни на эту тему?

— Я не имею обыкновения слушать сплетни, инспектор.