К берегу удачи. Кривой домишко. Объявлено убийство. Три слепых мышонка

Я запнулся. Не мог же я спросить ее прямо так, при ее матери, какая мне отводится роль. Магда Леонидис до сей поры не проявила ни малейшего любопытства к моей персоне — пока что я ей пригодился только как свидетель ее эффектной реплики под занавес о дочерях. Я мог быть репортером, женихом ее дочери, или незаметным сотрудником полиции, или даже гробовщиком — для Магды Леонидис все эти люди составляли только публику.

Поглядев вниз, себе на ноги, миссис Леонидис с неудовольствием сказала:

— Эти туфли сюда не подходят. Они легкомысленны.

Повинуясь повелительному кивку Софии, я поспешил вслед за Тавернером. Я его нагнал в большом холле как раз, когда он взялся за ручку двери, ведущей к лестнице.

— Иду к старшему брату, — пояснил он.

Я без околичностей изложил ему свои проблемы:

— Послушайте, Тавернер, в конце концов — кто я такой?

— Что вы имеете в виду? — удивился он.

— Что я тут делаю? Предположим, меня спросят, и что я отвечу?

— A-а, понятно. — Он подумал. Потом улыбнулся. — А вас кто-нибудь уже спрашивал?

— Н-нет.

— Ну так и оставьте все как есть. «Не объясняй ничего» — отличный девиз. Особенно в доме, где такая неразбериха. У всех полно своих забот и опасений, им не до расспросов. Ваше присутствие будет восприниматься как должное постольку, поскольку вы уверены в себе. Говорить, когда тебя не спрашивают, большая ошибка. Так, а теперь откроем дверь и поднимемся по лестнице. Ничего не заперто. Вы, конечно, понимаете, что вопросы, которые я им задаю, — сплошная чепуха. Да наплевать мне, кто из них был дома, а кого не было, и кто где в тот день находился…

— Так зачем же…

— Затем, что это мне позволяет взглянуть на них, составить о каждом мнение, послушать, что они скажут, — а вдруг кто-то ненароком даст мне ключ. — Он на секунду замолчал, потом понизил голос. — Голову даю на отсечение, миссис Магда Леонидис могла бы сболтнуть что-нибудь важное.

— Да, но насколько надежны были бы эти сведения?

— Совсем ненадежны, но это могло бы дать толчок к расследованию в новом направлении. У всех в этом проклятом доме было сколько угодно удобных случаев и способов это сделать. Мне не хватает мотива.

Наверху доступ в правое крыло преградила запертая дверь. На ней висел медный молоток, и инспектор послушно постучал.

В то же мгновение дверь с силой распахнулась. Мужчина, который открыл ее, очевидно, как раз собирался выйти. Это был неуклюжий широкоплечий гигант, волосы у него были темные, взъерошенные, лицо донельзя уродливое и в то же время приятное. При виде нас он тут же со смущенным видом отвел глаза — привычка, нередко свойственная честным, но застенчивым людям.

— Ох, Боже мой, — пробормотал он, — заходите. Сделайте одолжение. Я как раз уходил… но не важно. Проходите в гостиную. Сейчас приведу Клеменси… ах, ты уже здесь, дорогая. Это старший инспектор Тавернер. Он… Где же сигареты? Погодите минутку. С вашего разрешения… — Он налетел на ширму, нервно пробормотал «Прошу прощения» и выскочил из комнаты. Словно вылетел огромный шмель, оставив позади себя тишину.

Миссис Роджер Леонидис продолжала стоять у окна. Меня сразу же заинтриговала ее личность и атмосфера комнаты. В том, что это была ее комната, у меня не возникло никаких сомнений.

Стены были выкрашены в белый цвет, настоящий белый, а не тот цвет слоновой кости или бледно-кремовый, какой обычно подразумевается под словом «белый».

Когда речь идет об отделке дома. Картины отсутствовали, лишь над камином висела одна — геометрическая фантазия из темно-серых и темно-синих треугольников. Минимум мебели, только самое необходимое: три-четыре стула, столик со стеклянным верхом, небольшая книжная полка. Никаких украшений. Свет, простор, воздух. Комната являла собой полную противоположность нижней гостиной, сплошь заставленной парчовой мебелью и цветами. И миссис Роджер Леонидис разительно отличалась от миссис Филип Леонидис. Чувствовалось, что в Магде заключается несколько женщин одновременно и в любой момент может проявиться любая из них. Но Клеменси Леонидис, убежден, неизменно оставалась сама собой. Женщина с ярко выраженной индивидуальностью. На вид ей было около пятидесяти. Седые, очень коротко подстриженные на итонский манер[101]

волосы так красиво лежали на ее изящной голове, что эта стрижка, всегда казавшаяся мне уродливой, не безобразила ее. Умное, тонкое лицо, какой-то особенно пытливый взгляд светло-серых глаз. Простое темно-красное шерстяное платье элегантно облегало ее стройную фигуру.

Вот женщина, внушающая тревогу, мелькнуло у меня… потому что критерии, по которым она живет, явно не те, по которым живут обыкновенные женщины. Я сразу понял, почему София употребила слово «жестокость» в применении к ней. Комната отдавала холодом, и я даже поежился.

Клеменси Леонидис произнесла спокойным тоном хорошо воспитанной женщины:

— Пожалуйста, присаживайтесь, старший инспектор. Есть ли какие-нибудь новости?

— Причиной смерти был эзерин, миссис Леонидис.

— Значит, это убийство, — задумчиво проговорила она. — Несчастный случай, как я понимаю, исключается?

— Да, миссис Леонидис.