К берегу удачи. Кривой домишко. Объявлено убийство. Три слепых мышонка

Вышло это у меня грубовато. Она покраснела.

— Он, собственно, ничего из себя не представляет. Как я… Куда уж нам против них всех!

— Вам не кажется, что вы чересчур нервничаете?

— Нет, не кажется. Они хотят представить все так, будто это Лоренс убил или я. И главный полицейский на их стороне. Куда уж мне.

— Не надо себя взвинчивать, — посоветовал я.

— А что, если это кто-то из них убил? Или кто-то Чужой? Или кто-нибудь из слуг?

— Пока не находится мотива.

— Ах, мотива! А у меня какой мотив? Или у Лоренса?

Преодолев понятную неловкость, я пробормотал:

— Они могут, как я понимаю, предполагать, что вы и Лоренс… э-э-э… влюблены друг в друга… и хотите пожениться.

Она выпрямилась на диване:

— Как бессовестно предполагать такое! И это неправда! Мы никогда друг другу ни словечка про это не сказали. Мне было его жаль, и я старалась его подбодрить. Мы просто друзья, вот и все. Вы мне верите, скажите, верите?

Я ей верил. То есть я верил, что они с Лоренсом действительно, как она говорит, просто друзья. Но я также полагал, что, быть может, сама того не сознавая, она любит молодого человека.

Обдумывая эту мысль, я спустился вниз с намерением найти Софию. Как раз когда я собрался заглянуть в гостиную, из дверей в конце коридора высунулась ее голова.

— Привет, — сказала София. — Я помогаю няне готовить ленч[109].

Я уже двинулся в ее сторону, но она вышла в коридор, закрыла за собой дверь и, взяв меня за руку, завела в пустую гостиную.

— Ну, — произнесла она, — ты видел Бренду? Что ты о ней думаешь?

— Откровенно говоря, мне жаль ее.

София иронически подняла брови.

— Понятно, — проронила она. — Значит, и ты попался на ее удочку.

Я почувствовал досаду.

— Просто я способен взглянуть на все с ее точки зрения, а ты, очевидно, нет.

— На что — на все?

— Положа руку на сердце, София, кто-нибудь в семье вел себя с нею любезно или хотя бы корректно за все время ее пребывания здесь?

— Нет, разумеется. С какой стати?

— Да хотя бы из обыкновенного христианского человеколюбия.

— Боже, какой высокоморальный тон! Видно, Бренда неплохо сыграла свою роль.

— Право, София, ты как-то… не знаю, что на тебя нашло.

— Просто я веду себя честно и не притворяюсь. Ты говоришь, что можешь встать на ее точку зрения. Ну а теперь встань на мою. Мне не нравятся молодые женщины, которые сочиняют историю про обманутую любовь и, пользуясь этим, выходят замуж за очень богатого старика. Я имею полное право не любить этих хищниц, и с какой стати я должна делать вид, что они мне нравятся! И если бы эту историю изложить без всяких эмоций на бумаге, то думаю, что и тебе такая особа вряд ли понравилась бы.

— А она сочинила историю?

— Какую? О ребенке? Не знаю. Я лично думаю, что да.

— И тебя возмущает, что деда твоего провели и он попался на эту историю?

— Ох нет, дед не попался, — засмеялась София. — Дедушку никто не мог провести. Бренда ему была нужна. Ему хотелось изобразить Кофетуа[110] и жениться на нищенке. Он отлично знал, что делает, и замысел его удался как нельзя лучше. С точки зрения деда, его брак полностью оправдал себя — как и прочие его деловые операции.

— А идея нанять в качестве домашнего учителя Лоренса Брауна тоже оправдала себя? — иронически осведомился я.

София сосредоточенно свела брови.

— Ты знаешь, я не уверена, что и в этом не было умысла. Ему хотелось, чтобы Бренда была счастлива и не скучала. Возможно, он догадывался, что драгоценности и, платья — еще не все. Он подозревал, что ей может не хватать чего-то нежно-романтического. Возможно, по его расчетам, ей был необходим кто-то вроде Лоренса Брауна, кто-то абсолютно, так сказать, ручной… Нежная дружба двух душ, окрашенная меланхолией, должна была помешать Бренде завести настоящий роман с кем-то на стороне. Да, я не исключаю такого варианта, дед вполне был способен изобрести нечто в таком духе. Он, должна тебе сказать, был дьявольски хитер.

— Судя по всему, да, — согласился я.

— Он, очевидно, не мог предвидеть, что это приведет к убийству… И именно поэтому, — София заговорила с неожиданной страстностью, — именно по этой причине я не думаю, как бы мне этого ни хотелось, что она пошла на убийство. Если бы она задумала убить деда — или они замыслили это вместе с Лоренсом, — дед конечно же знал бы об этом. Тебе, наверное, это кажется надуманным…

— Признаюсь, да.

— Ты не был с ним знаком. Уж он бы не стал способствовать собственной смерти! Но таким образом — мы наталкиваемся на стену.

— Она напугана, София, — сказал я, — очень напугана.

— Старший инспектор Тавернер и его веселые молодцы? Да, эти могут нагнать страху. Лоренс, я полагаю, в истерике?

— В самой натуральной. Отвратительное зрелище. Не понимаю, чем такой мужчина может понравиться женщине.

— Не понимаешь, Чарлз? А между тем у Лоренса есть свой мужской шарм.

Я не поверил своим ушам.

— У этого худосочного субъекта?

— Почему мужчины считают, что противоположному полу может понравиться только пещерный человек? Лоренс по-своему весьма привлекателен, только тебе этого не понять. — Она бросила на меня пытливый взгляд. — Я вижу, Бренда глубоко запустила в тебя свои коготки.