"К предательству таинственная страсть..."

Булат Окуджава, закончивший в 50-х годах Тбилисский университет, был направлен на работу в среднюю школу посёлка Шамордино Калужской обла­сти, где находился знаменитый женский монастырь. В этот монастырь приез­жал попрощаться со своей сестрой Марией Лев Толстой, сбежавший из Ясной Поляны навстречу смерти. В Шамордино и началась литературная жизнь Бу­лата Шалвовича, переехавшего вскоре из монастырской деревни в Калугу. В Калуге он поступил на работу в газету “Молодой ленинец”, стал активней­шим участником литературного объединения “Факел” и автором нашумевших в то время на всю страну “Тарусских страниц”, где были напечатаны творения самых известных московских диссидентов. Как мне помнится, за этот недо­смотр бы снят с работы секретарь Калужского обкома КПСС по идеологии. Все эти времена и события сейчас забыты, но поскольку судьба Булата с той поры была прочно связана с культурной жизнью моего родного города, я вспо­минаю, что именно в Калуге и он и я издали свои первые стихотворные кни­ги. Вольно или невольно, но с той поры наши литературные пути постоянно пересекались. И когда в сентябре 1997 года Булат умер в Париже, калужская областная газета “Весть” посвятила этому событию целую полосу. На смерть Булата откликнулись и читатели, боготворившие Окуджаву, и отвергавшие его. Наиболее уравновешенную правду о нём высказал в этом номере газеты один из вождей тогдашнего Российского Христианского Демократического Движения Глеб Анищенко. В статье “Бумажный солдат как совесть интелли­генции” он писал:

“Окуджава — совесть эпохи”. Прекрасно! Но какой именно эпохи? Ведь бард прожил довольно долгую жизнь и оказался сопричастным нескольким периодам российской истории. Первый из них — Великая Отечественная вой­на. Окуджава не мог быть её “совестью”, так как он всё-таки не военный, а послевоенный поэт. Я, безусловно, верю солдату и поэту Давиду Самойло­ву, что такой певец в войну был необходим: “Былым защитникам державы, нам не хватало Окуджавы”. Легко представить, что после боя очень хотелось послушать о том, “что я сказал медсестре Марии”, и о том, как “твои глаза” глядят на Смоленскую дорогу. Но Окуджавы как поэта тогда не было. А ес­ли бы и был, то “совесть эпохи” выражалась всё-таки не в том, что кто-то шёл, “играя автоматом”, а в том, что “идёт война народная, священная вой­на”. В повести “Будь здоров, школяр!” Окуджава одним из первых (вслед за Виктором Некрасовым и Константином Воробьёвым) показал живые чувства живого человека на войне. Да, в 70-е годы, при засилье официозного изоб­ражения войны, это было важным. И это было правдой. Но есть правда и есть истина. Правда испугавшегося “школяра” и истина Русского Солдата, спасшего своё Отечество и весь мир. Нам необходимо знать и то и другое.

Но “совестью эпохи” испуганный “школяр” становился лишь тогда, когда на­чинал ощущать себя бесстрашным Русским Солдатом.

Следующая эпоха — “оттепель” конца 60-х — начала 70-х годов. Она, как известно, начинается в 1956 году, когда на XX съезде КПСС был разоблачён Сталин. В этом году начинается и поэт Булат Окуджава — в калужском изда­тельстве газеты “Знамя” выходит его первый сборник “Лирика”. Открывается эта “лирика” стихотворением “Ленин”. Оно довольно длинное, поэтому цити­рую только последние строфы:

Всё, что создано

                     нами прекрасного,

создано с Лениным,

всё, что пройдено было великого,

пройдено с ним...

Он проходит,

                   простой и любимый,

сквозь все поколения,

начиная свой путь

из далёкой симбирской весны.

Я не стану оценивать ни поэтическую, ни идейную сторону этих стихов. Но к ним надо отнестись вполне серьёзно, так как опубликованы они не лег­комысленным “школяром”, а зрелым 32-летним человеком, за год до того (в 1955 году, а вовсе не в войну, как сейчас принято считать) вступившим в КПСС. Воспринимать этот факт можно по-разному. Но выбор всё-таки огра­ничен. Либо поэт был прав, и действительно всё “прекрасное создано с Ле­ниным”. В таком случае Окуджава впоследствии предал прошедшую эпоху, а её знамя понесли Анпилов и его единомышленники. Либо Окуджава оши­бался. Тогда он был не “совестью эпохи”, а выразителем её роковых ошибок и заблуждений. Есть и третье возможное решение: Окуджава ничего такого не думал, а писал про Ленина, “комиссаров в пыльных шлемах”, “комсомоль­ских богинь” из конъюнктурных соображений. Ну тогда о совести вообще го­ворить не приходится. Других интерпретаций я не вижу.

Примечательно, что главного политического события “оттепели” — разоб­лачения Сталина — Окуджава вообще не коснулся, приобретя устойчивую ре­путацию лирика, находящегося вне политики”.

В том же номере “Вестей” и на той же полосе было помещено письмо ка­лужанина Александра Демидова, который подписался одним словом “лите­ратор”:

“В связи с разговорами о присвоении Булату Окуджаве звания почётного гражданина Калужской области хочу высказать своё мнение.