"К предательству таинственная страсть..."

“Я не питаю ни малейшего уважения и приязни к русской православ­ной церкви”, “Такие, как я, вынудили Президента на это (на расстрел Парламента. — Ст. К.) решиться и сказали, как народ иудейский Пилату: “Кровь Его на нас и на детях наших”. Один парламент под названием Си­недрион уже когда-то вынес вердикт, что лучше одному человеку погиб­нуть, чем погибнет весь народ”...

Не отставал в подобных чувствах от своей поклонницы и сын профессио­нальных революционеров Булат Окуджава, душевно исполнявший песенку: “мы земных земней и, в общем, к чёрту сказку о богах”... А когда он пы­тался поговорить о “загробных тайнах бытия”, то у него получалось нечто ко­щунственное, похожее на размышления Валерии Новодворской об иудейском народе и о Понтии Пилате:

И о чём толковать?

Вечный спор не решил ни Христос, ни Иуда...

Если там благодать.

Что ж никто до сих пор

не вернулся с известьем оттуда?

Надругавшись над Священным писанием, Новодворская с той же патоло­гической лёгкостью попыталась осрамить и хрестоматийные стихи Пушкина, и российскую историю, и Отечественную войну, и русских людей, живущих в Прибалтике.

В интервью эстонским корреспондентам, приведённом в статье “Не отда­дим наше право налево!” газетой “Новый взгляд” (№46 от 28 августа 1993 года), она уязвила всех, кого могла:

“Почему это в Америке индейцы не заявляют о своём суверенитете? Видно, в своё время белые поселен­цы над ними хорошо поработали. А мы, наверное, в ХУИ—ХУШ вв. что-то со своими “ныне дикими тунгусами” не доделали. И если я отдам жизнь за свободу Балтии, Украины, Грузии, то когда какая-нибудь цивилизо­ванная страна вздумает завоёвывать Узбекистан, Таджикистан, Туркме­нистан, где установились тоталитарно-феодальные режимы, я её благо­словлю на дорогу. Жаль, что Россия не может считаться цивилизованной страной. Трём вышеупомянутым государствам на роду написано быть ко­лониями, ибо они не воспользовались во благо дарованной им свободой. Хорошо бы Англия ими поживилась...

Апартеид — это правда, а какие-то всеобщие права человека — ложь. Русские в Эстонии и Латвии доказали своим нытьём, своей лингвистиче­ской бездарностью, своей тягой назад в СССР, своим пристрастием к красным флагам, что их нельзя с правами пускать в европейскую ци­вилизацию. Их. положили у параши и правильно сделали”.

В следующей статье “Россия № 6”, той же газеты “Новый взгляд” (№ 1 от 15 января 1994 года), Новодворская заявила:

“Вот оно, русское чудо и за­гадочная русская душа! Мы всегда воевали с какой-нибудь Океанией или Остразией, как там её. Со Стефаном Баторием. С Ливонией. С Польшей. Со шведами. С Турцией. С Европой. С Финляндией. С Германией. С Афга­нистаном. С Таджикистаном. Классика жанра — Великая Отечественная.

Вот формула нашего массового героизма! Страну наконец-то спустили с цепи, и она, не имея мужества перегрызть глотку собственному Стали­ну и его палачам, с энтузиазмом вцепилась в горло Гитлеру... Вы хоти­те, чтобы я считала их мужественными защитниками Отечества и идей­ными противниками фашизма?”

Как это ни прискорбно сознавать, но Окуджаву с Новодворской объеди­нило общее презрение ко всему советскому, а особенно к русско-советскому простонародью. Их социальное происхождение из атеистических семей про­фессиональных революционеров-космополитов не позволяло им относиться, как к равным, к “кухаркам”, к православному сословию, к детям христианской и мусульманской России.

Захлёбываясь от ненависти к защитникам расстрелянного Верховного Со­вета, “новодворские” носили в себе заразу местечкового “расизма”, и таким гуманистам было не понять суть пушкинского патриотизма, живущего в сло­вах: “Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой, и назовёт меня всяк сущий в ней язык — и гордый внук славян, и финн, и ныне дикой тунгус, и друг степей калмык”...

Был ли сам Окуджава “совестью эпохи” и бескорыстным “бумажным сол­датиком”, жаждущим “переделать мир”, “чтоб был в нём счастлив каждый”? Трудно сказать. Бескорыстные, беспомощные, игрушечные и бумажные по сути “солдатики” живут во многих его стихах...