"К предательству таинственная страсть..."

“Мы ловили каждый звук с наслаждением” (это о взрывах танковых ку­мулятивных снарядов в Белом доме); Недаром она же в восторженной статье, названной строчкой из “Окуджавы” — “На той единственной гражданской”, опубликованной в журнале “Огонёк”, где главным редактором был “шестидесятник”-ленинец В. Коротич, так писала о побоище, которое устроили “шес­тидесятники” по духу Ельцин и Гайдар: “Мне наплевать на общественные приличия. Рискуя прослыть сыроядцами, мы будем отмечать, пока жи­вы, этот день — 5 октября, день, когда мы выиграли второй раунд нашей единственной гражданской

. И “Белый дом” для нас навеки — боевой тро­фей. 9 мая — история дедов и отцов, чужая история.

После октября мы — полноправные участники нашей единственной гражданской (опять она вспоминает Булата). Я желала тем, кто собрался в “Белом доме”, одного — смерти. Я жалела и жалею только о том, что кто-то из “Белого дома” ушёл живым. Чтобы справиться с ними, нам по­надобятся пули. Нас бы не остановила и большая кровь...

Я вполне готова к тому, что придётся избавляться от каждого пято­го. А про наши белые одежды мы всегда сможем сказать, что сдали их в стирку. Свежая кровь отстирывается хорошо.

Сколько бы их ни было, они погибли от нашей руки. Оказалось так­же, что я могу убить и потом спокойно спать и есть. <...> “Огонёк”, № 2-3, 1994 г., стр. 26).

Эти исторические вопли Новодворской явились естественным продолже­нием “расстрельного” письма 42-х писателей, написанного в стиле письма Ленина “Об изъятии церковных ценностей” и опубликованного в “Известиях” 5 октября 1993 года. Разве что градус патологической ярости у Валерии был покруче. Хотя и в известинском письме защитники Российского парламента, убиенные в тот день, были названы “красно-коричневыми оборотнями”, “ведьмами”, “убийцами” и “хладнокровными палачами”, как будто не их тела были октябрьской ночью погружены на баржу и увезены в неизвестном направлении, а трупы Ельцина, Лужкова, Гайдара и прочих “гуманистов”, “борцов за права человека”.

“Они,

— пишет Новодворская в “Огоньке”, — погибли от нашей руки, от руки интеллигентов <...> не следует винить в том, что произошло, мальчишек-танкистов и наших коммандос-омоновцев. Они исполнили приказ, но этот приказ был сформулирован не Грачёвым, а нами... Мы предпочли убить и даже нашли в этом моральное удовлетворение”.

Вскоре после октябрьской бойни Окуджава приехал на гастроли в Минск, где перед кинотеатром, в котором он должен был выступать, часть его быв­ших поклонников вывесила плакат со словами:

В Москве палач царил кроваво,

И наслаждался Окуджава.

А известный киноактёр Владимр Гостюхин прилюдно на сцене и на гла­зах у Булата раздавил каблуком пластинку с записью песен барда-шестиде­сятника.

А Новодворская, как и её кумир, вела своё происхождение из семьи ре­волюционеров. Прадедом Новодворской был профессиональный революцио­нер из белорусского местечка Барановичи, организовавший первую социалдемократическую типографию в Смоленске. Он был сослан в Сибирь, где в казённом остроге родился её дед, воевавший в Первой конной армии Бу­дённого. Отец, по её собственному признанию, уехал в Америку, изменив свою настоящую фамилию.

В ненависти к христианству Новодворская всегда выступала как достойная ученица Демьяна Бедного и Емельяна Ярославского (он же Миней Губельман):