Читаем Качели полностью

Кицисы жили в респектабельном районе неподалёку от центра, застроенном по-преимуществу старыми особняками дореволюционной поры, которые принадлежали когда-то средне зажиточным чиновникам русской колониальной администрации: врачам, торговцам, просвещенцам, а позже представителям советской элиты.

Дом генерал-интенданта Советской Армии Горячева, доставшийся в наследство единственной дочери, прятался в переулке напоминавшем из-за густой листвы белоствольных красавцев-платанов крытую галерею. Отыскивая по написанному на клочке бумаги адресу нужный номер Ксения испытывала смутную тревогу – ей было не по себе. Впервые, кажется, отчётливо осознавала постыдность своей роли по отношению к обманываемой жене. Глупостью было согласиться на этот ужин. Зачем, спрашивается? Когда есть своя квартира. Поднималась досада на Валентина: кому нужна эта конспирация, блуждание в сумерках с бумажкой в руке? Если уж решил наплевать на условности, мог, по крайней мере, привезти на такси, встретить, хотя бы, на остановке.

Едва не повернула назад. Помешала вынырнувшая из-за угла моложавая дама в спортивном костюме цвета «электрик» державшая на поводке беременную болонку. Взяв собачку на руки дама осведомилась, какой именно номер дома Ксения ищет?

– Ах, вам к Кицисам, – заблестели любопытством глазки. – Мы соседи… Видите живую изгородь? – показала в конец тротуара. – Сразу за ней будет их калитка. А следующая наша…

Шагая в указанном направлении Ксения чувствовала почти физически как её провожают взглядом.

– Не бойтесь, собаки у них нет! – крикнули вдогонку.

Калитка за аккуратно подстриженной зелёной изгородью была приоткрыта, она вошла в небольшой дворик и тут же попала в объятия Вали: высматривал, оказывается, из-за куста шиповника.

Вид у него был ослепительный: строгий синий костюм, белоснежная сорочка, галстук-бабочка в мелкий горошек, итальянские остроносые туфли на высоком каблуке – крик моды.

– Заблудилась, моя девочка? Долго искала номер? – говорил бережно ведя под руку по песчаной дорожке, целуя в волосы, в висок, с восхищением оглядывая, делая комплименты туалету (велюровый Женечкин ансамбль), причёске, духам. Когда он этого хотел Валя умел очаровывать…

Пятикомнатный дом Кицисов сиял огнями. Мерцали тяжёлые медные бра в коридоре, пылала под высоким лепным потолком гостиной хрустальная люстра, горели на безупречно полированном белом пианино голубые и розовые свечи в стильных подсвечниках, искрились тусклым золотом рамы картин на стенах. Фамильное дворянское гнездо.

С бокалами коктейля в руках они проходили через комнаты, и он с удовольствием объяснял происхождение и ценность каждого предмета… Это подлинный Коро… Эта вещичка изготовлена в восемнадцатом веке… Обрати внимание, Ксюшенька, этот туалетный дамский гарнитур на витых ножках имеет клеймо знаменитого немецкого мастера-краснодеревщика… Да, да, ты совершенно права: сервиз из Мейсена. Видишь скрещённые голубые мечи?

Интендантский генерал Горячев закончивший в сорок пятом войну с нацистами под Магдебургом был человеком практичным. Когда с ведома верховного главнокомандующего воинам-победителям разрешено было вывезти домой в строго контролируемых пределах энное количество принадлежавшего врагу имущества, генерал, не долго думая, загрузил в железнодорожный вагон-«пульман» содержимое небольшого немецкого замка, принадлежавшего потомкам брауншвейгского барона, включая коллекцию средневекового оружия и доспехов. Опечатанный пломбами, с выведенной наискосок через стенку надписью «Государственный груз! Осмотру не подлежит!» пульман прокатил через разорённую войной Европу в далёкий Южный, где ожидала возвращения с войны мужа-генерала верная супруга с маленькой дочкой…

– Можешь пожать ему руку, он чрезвычайно галантен по отношению к дамам! – смеялся Валя, подталкивая её в угол просторного холла, где стоял в полный рост (латы, шлем с открытым забралом, пика в руке) брауншвейгский рыцарь. – Ну же, не бойся!

– Оставь, не надо! – уклонялась она. – Валя, я тебя прошу!

«Зачем я здесь?» – мучила мысль. Богатый дом где незримо присутствовала соперница вызывал жалкое чувство приниженности, подавлял.

От Вали не укрылось её настроение.

– Какой же я осёл! – хлопнул рыцаря по плечу. – Ведь ты у меня наверное проголодалась? А я кормлю тебя баснями… извини! Идём, моя хорошая, ужин на столе.

Увлёк обняв за талию в соседнюю комнату.

– Оцени мои скромные усилия…

Постарался наславу. На безупречно сервированном столе в гостиной стояли салаты, закуски, свежеотваренные крабовые клешни в ярко-алых панцирях в окружении пучков зелени.

– Вырвал из лап директора «Океана»! – сообщил с удовольствием Валя подставляя ей стул, поправляя приборы на белоснежной скатерти, пододвигая поближе салаты. – Божился, негодяй, что крабов не осталось ни грамма, представляешь. Пришлось звонить его сыночку-шалопаю… помнишь, белобрысый был такой, комсомольский вожак? С мерзкими усиками. Учился вместе с Аллой на историческом… – он осёкся. – Положить тебе редиски?

Она отодвинула стул, встала…

– Что с тобой, Ксюша? Погоди… – удерживал он её на месте.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза