Кадетство. Воспоминания выпускников военных училищ XIX века

В то время спорт еще не сделался модным фетишем, каким он стал теперь. Люди, очевидно, не могут обходиться без крайностей и без излюбленных коньков. Тогда сравнительно мало обращали внимания на физическое развитие, а больше налегли на духовную культуру; теперь наоборот: тело доминирует над духом, наблюдается сильное преклонение перед материальной культурой. На первом месте спорт и прикладное утилитарное знание. Но и в дни моей далекой молодости мы не прочь были потолковать о необходимости идеальной гармонии между телом и духом, в защиту которой приводилась обыкновенно известная латинская поговорка: «Mens sana in согроге sano»[81].

На флоте обстановка более или менее благоприятствует такой гармонии. Парусное дело требовало постоянных гимнастических упражнений на чистом воздухе, подчас весьма смелых и рискованных. Купание, плавание, непрестанное движение, регулярный, суровый режим. Зимой в училище это до некоторой степени заменялось гимнастикой, танцами и строевыми учениями.

Нельзя сказать, чтобы нас изводили муштрой, но фронтовое дело было еще в большом почете, и от воспитанников все же требовалась молодцеватая военная выправка. Стоять нужно было во фронте, по классическому выражению одного гвардейского инструктора, «не как либо что, а что либо как», то есть подобрав живот и выпятив грудь. Да и смотреть весело начальству в глаза, чтобы «не наводить уныния на фронт». Ну что ж, дурного в этом еще ничего не было. Молодежь подтягивалась и бодрилась.

Такие же глубоко «штатские» по натуре люди, как уже упомянутый выше приятель мой Гуляницкий, тяготившийся отданием чести и вообще воинским артикулом, перекочевывали понемногу в гражданские учебные заведения. Впрочем, пан Гуляницкий оказался и в танцевальном искусстве весьма слабым. Это и неудивительно, так как успехам его мешала не только неуклюжая фигура и косолапость, но и принципиально презрительное отношение к хорошим манерам и ко всякого рода «салонности». Такой взгляд пользовался большой популярностью в те времена среди «развитой» в духе Писарева и К° молодежи, претендовавшей на титул «реалистической».

Танцы происходили по вечерам в столовом зале, под руководством известного балетного артиста Гельцера. Одетый в безукоризненный фрак и белый галстук, гибкий, как каучук, он грациозно проделывал перед нашим «фронтом» разные па и пируэты, приглашая нас затем повторять все эти хитрые номера. Конечно, у нас все это выходило довольно карикатурно. Кроме десятка-двух прирожденных любителей, остальные кадеты относились к урокам танцев довольно недружелюбно, как к пустой и ненужной прихоти начальства; а в лучшем случае пользовались ими, чтобы лишний раз подурачиться и побалаганить, благо начальство не успевало следить за всеми многочисленными танцорами, разбросанными по всему огромному залу.

Как-то раз, раздосадованные многократными неудачными попытками воспроизвести показанные учителем упражнения и порядком утомленные ими, некоторые воспитанники довольно громко крикнули из задних рядов: «Пошел ты к черту!» Но Гельцер нисколько не смутился и очень находчиво, отступая назад и сделав грациозный пригласительный жест правой рукой, ответил: «Пожалуйте за мной, господа!» Вышло очень остроумно и комично, а вместе с тем и для всех безобидно. Я любил потанцевать и танцевал, по отзыву других, весьма недурно.

«Золотая рота»

Среди нас были, однако, и такие не способные к танцам субъекты, которых почти невозможно было «уломать». Они совсем не поддавались обработке и, становясь в «позицию», представляли из себя каких-то деревянных истуканов. И как ни бились с ними, ничего не выходило. Пришлось выделить их в особую команду и заниматься с ними отдельно. Команда эта получила у нас насмешливое название «Золотой роты». Одно из первых мест в ней занял по праву Гуляницкий.

Танцы происходили обыкновенно под скрипку. Но в выпускной роте дело обстояло иначе. Раз в неделю нам предоставляли приемный, так называемый аванзал и давали музыкантский хор. Тут уже воспитанники отплясывали с большим азартом все модные танцы, до непристойного кафешантанного канкана включительно. Конечно, в те моменты, когда дежурный офицер смотрел в другую сторону или выходил ненадолго из зала.

В ожидании выпуска

Время быстро шло. День за днем аккуратно вымарывался в наших календарях и исчезал в бездне… а нам все еще казалось, что оно слишком медленно ползет, и мы с нетерпением ждали выпуска, волнуясь и опасаясь, как бы чего-нибудь не случилось такого, что вдруг могло бы помешать этому великому событию. Занятия шли своим чередом, конечно, но нельзя сказать, чтобы особенно успешно или хоть настолько интенсивно, как это требовалось приближением выпускных экзаменов. Внимание наше постоянно отвлекалось в сторону, мечты опережали события и увлекали нас неудержимо вперед, в неизвестное, но, конечно, счастливое и интересное будущее… А главное — предстояла самостоятельная жизнь, со всеми ее волнениями и искушениями!

Чаепитие