Пройдя 15 верст, к вечеру мы пришли в Люстдорф и с трудом разместились в ледяном здании какой-то школы. С утра ничего не ели, ни вещей, ни какой-либо еды не было ни у кого. Поздно ночью нас разбудили: оказалось, что какая-то часть приготовила для кадет кашу. Закусив, улеглись снова на пол, пока в 6 часов утра общее выступление не заставило и нас продолжать путь. Наша полурота была отряжена для охраны обоза полковника Мамонтова, который не надеялся на своих солдат; кажется, это произошло или без ведома, или вопреки желанию директора. По-прежнему дул сильный ветер, неся снег и льдинки; полковник Мамонтов повел нас какими-то боковыми дорогами и через замерзшие поля. Не помню, в чем выразилась наша охрана обоза; может быть, даже мы до него не дошли и как-то нас снова вернули к корпусу. Перейдя Сухой Лиман, на полчаса остановились в Малой Аккерже, после чего, усталые, замерзшие и голодные, к 12 часам дня пришли в Большую Аккержу, где была назначена дневка. Все колонии, через которые мы проходили, были совершенно опустошены проходившими частями, и достать продовольствие было невозможно.
Опять нам отвели пустую школу, и мы, достав соломы, устроились отдыхать. Несмотря на холод и усталость, настроение поднялось, то и дело слышались остроты и шутки; не хотелось верить в безнадежность положения и казалось, что еще немного, и мы попадем на румынскую территорию, а оттуда в Сербию. Немного отдохнув, я и Стойчев захватили винтовки и отправились по хатам искать хлеба. Только на краю колонии что-то достали, но деньги от нас отказались взять. Вернувшись, поделились хлебом с друзьями и случайно узнали, что где-то, в какой-то хате, можно поужинать. Собрав все свои деньги, отправились туда впятером; действительно, нам дали хороший и сытный ужин за 15 рублей с человека, а в Одессе уже коробка папирос стоила 30 рублей! Уходя, заказали себе еду наутро и заплатили вперед… но ночью, в 12 часов, нас неожиданно подняли. Оказалось, что красные части окружают колонию и все отряды уже уходят на Овидиополь.
Мы выступили в путь; ночь была темная и ледяная. Выслали дозоры вперед и в стороны, по одному человеку; я попал направо, с приказанием стрелять, если замечу что-либо подозрительное. Идя один по линии телеграфных столбов, в полной темноте и по колено в снегу, я скоро потерял представление о том, где находится наша колонна, и, дойдя до места, где телеграфная линия расходилась налево и направо, запутался окончательно. На мое счастье, где-то впереди блеснул слабый огонек: как оказалось, кто-то закуривал папиросу. Собрав силы, пошел в том направлении и с трудом выбрался на дорогу со свежими следами прошедших отрядов. Наконец, догнав нашу роту, я явился к полковнику Рогойскому (Полоцкий кадетский корпус), заменявшему командира 1-й роты. Оказалось, что уже давно все дозоры были отозваны и что меня искали, но я отбился далеко и ветер относил в сторону звуки выстрелов, которые давали как сигнал для меня.
Снова потянулась темная дорога, ветер со снежной пылью и черная, ледяная ночь вокруг. На полчаса остановились в деревне Выселки; в одной из хат собралось нас несколько кадет. Крестьянин смотрел враждебно и не хотел впускать, пока не пригрозили ему винтовками. Тепло и возможность посидеть и покурить заставили нас позабыть обо всем, пока случайно заглянувший в хату солдат не сказал нам, что последние части уже покидают деревню. Мы бросились догонять; через 18 верст, ранним морозным утром, добрались до Овидиополя. Все хаты и дома были уже заняты, и кадетам едва-едва удалось разместиться в холодной школе, уже переполненной артиллеристами. Весь день оставались голодными, ни в одной хате ничего достать не удалось. Вечером нам приказали сдать винтовки коменданту, так как завтра с утра был намечен переход через замерзший лиман, на румынскую сторону, в Бессарабию.
28 января, в 8 часов утра, мы спустились на лед Днестровского лимана и пошли к Аккерману, видневшемуся на другом берегу, на расстоянии приблизительно 10 верст. По-прежнему дул ледяной ветер, но солнце ярко сияло и, отражаясь на льду, слепило глаза, идти было трудно, ноги мерзли и скользили. Пройдя около половины лимана, мы услышали один за другим два орудийных выстрела, и вблизи Овидиополя разорвались два снаряда, пущенные румынами. В тот момент никто не понял значения этих выстрелов, но потом выяснилось, что они были сделаны как предупреждение о том, что румыны отказываются впустить в Бессарабию русские части. На льду лимана находились и двигались к Аккерману не только Одесский кадетский корпус, но и громадное количество беженцев, повозок и воинских частей. Вся эта масса в несколько тысяч человек темной стеной медленно подвигалась по льду, и перепуганные румыны, вероятно, решили не пропускать никого, даже и тех, у кого были пропуски.