Кадиш по Розочке

С началом осени, чтобы не вызывать лишних вопросов у властей предержащих, становившихся все более подозрительными, было решено устроиться на службу. Алекснянский получил какой-то хозяйственный пост в Москве, отвечающий за снабжение населения и армии мануфактурой. Теперь дома он бывал не часто. При всей нелюбви к советам, свою работу он делал честно. Да и паек к его посту прилагался не малый. Розочка и Давид устроились в школу при детском доме. Розочка преподавала английский язык, а Давид арифметику. Маленькие разбойники, впервые севшие за парты, учились охотно. Впрочем, шкоды устраивали с не меньшей охотой.

Изредка Давид, по поручению тестя, выбирался в Москву. Поручения были не сложными: встретиться, передать, забрать. Зато была возможность погулять по большому городу, послушать разговоры, последние слухи. Москва Давиду нравилась все меньше. Город был грязным, запущенным. Дома, даже в центре, стояли обшарпанные. По улицам толкалось множество самой разной публики. Все что-то меняли или продавали. «Бывшие» меняли книги, вещи или украшения на еду. Господа пролетарии продавали или меняли продукцию своих заводов, случайно купленные или украденные вещи. Почти открыто продавалось оружие, водка, кокаин. По городу постоянно проходили патрули, проезжали грузовые машины, набитые вооруженными солдатами и матросами. Порой проезжали авто с новыми хозяевами жизни. Извозчики – самые приметные еще недавно люди на московских улицах, исчезли с улиц. Казалось, что город существует только по привычке существовать, а на самом деле давно уже стал мороком, кажимостью, населенной страшными порождениями тени.

Давид, уже передав пакет незаметному человечку в сером пальто, шел по Остоженке, рассматривая многочисленные бумаги, прилепленные на специальные доски или прямо на стену. Большая часть агиток призывала к «защите завоеваний революции». Были какие-то приказы, несмешные или непонятные карикатуры на неизвестных Давиду «врагов революции». Рассматривая очередную карикатуру, Давид не заметил, как к нему подошли несколько вооруженных солдат:

– Покажи-ка документы, гражданин! – произнес один из них.

Документы, стараниями тестя, у Давида были в порядке. Но сама ситуация изрядно смущала. Просто так эти господа-товарищи не подходят. Он, немного суетясь, достал бумажки из кармана и протянул их старшему:

– Вот. Пожалуйста.

Солдат долго изучал бумаги, словно, высматривая в них крамолу.

– Так, учитель, Давид Соловейчик. Проживаешь в Малаховке. Все правильно?

– Да. Там же все написано.

– Не все правда, что написано – сурово отвечал солдат – А скажи-ка, товарищ, почему ты уклоняешься от воинской повинности? Не защищаешь завоевания революции? Вроде бы по бумаге ты наш, а по делам выходит – контрик.

– Я не контрик, я – учитель – угрюмо отвечал Давид, понимая, что разговор оборачивается как-то совсем не так, как нужно.

– А что, раз учитель, то и защищать революцию не надо?! – грозно надвинулся на него солдат.

– Надо – ответил Давид, вдруг разозлившись и от того осмелев, – Надо защищать. Только детей учить тоже надо. И землю пахать. И торговать. А то от земли ничего не останется. Нечего и защищать будет.

– Ишь, как заговорил – опешил солдат – Ну-ка, пошли с нами. Там тебе объяснят, где правда. Понял?

Давид, все еще злой, двинулся под конвоем по улице. Минут через пять-семь они подошли к зданию, где, паче чаяния, было написано не «Милиция» или «Чрезвычайная комиссия», а «Военный комиссариат». Во дворе, куда его провели, уныло располагались еще человек тридцать мужчин, примерно, одного с ним возраста. Документы не вернули.

«Вот это дела» – пронеслось в голове. Он стал осматриваться на предмет того, чтобы удрать по добру по здорову. Но стена была достаточно высокой, а перед воротами стояли вооруженные часовые. Он попытался объяснить, что это недоразумение. Что он не москвич и попал сюда случайно. Но его не стали даже слушать.

Давид уселся возле стены на скамейке и принялся думать. Похоже, что сбежать не выходит. По крайней мере, пока их куда-нибудь не повезут. Как не выходит объяснить нелепость ситуации: он, коммерсант, вписанный в свидетельство купца первой гильдии, должен защищать «завоевания революции», лишившей его будущего. Но сейчас эту иронию господа-товарищи не оценят. Просто поставят его к стенке. А у него совсем другие планы на жизнь. Он подумал о Розочке. О том, как она будет переживать. Для нее же он просто пропал. Надо что-то делать! Как-то выбраться. Вскочил. Еще раз обошел двор. Бесполезно. Не выбраться. Опять уселся на скамейку рядом с мужчиной лет тридцати, судя по одежде, «мастеровым».

– Ты чего суетишься, парень? Не суетись. Отсюда не вырвешься, раз попал.

– Да я и не из Москвы. Приехал на день. Случайно попал.

– Э, брат, здесь половина таких, как ты. Мобилизация.

– Что же делать? Мои, дома, не знают даже, что меня забрали. Они там с ума сойдут.