Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века

Иногда по субботам играл у Хадеева в преферанс. Обычно выигрывал, поскольку никаких игр – ни шахмат, ни карт – не любил. И во время игры не заводился! Вот так и покатилась моя новая харьковская жизнь.

Каждый приезд в Москву я использовал для встреч и разговоров с моими знакомыми по академии. Старался не пропускать интересных семинаров, особенно у Вентцеля и Пугачева. Бывал и на заседаниях в Староконюшенной академии. Вот на одном из таких заседаний и произошел эпизод, благодаря которому я оказался на подступах к Олимпу.

В те годы специалистов в области баллистики занимали проблемы рассеивания (или кучности стрельбы) неуправляемых ракетных снарядов. Христиановичем, Гантмахером и Левиным был разработан простой метод расчета, с успехом применявшийся во время войны для реактивных снарядов, используемых в наземных установках легендарных «Катюш». Однако применение этого метода для авиационных ракетных снарядов давало совершенно неверные результаты.

Владимир Семенович Пугачев, который делал доклад на памятном заседании, наглядно объяснил присутствующим, почему этот метод, удостоенный в свое время Сталинской премии, нельзя применять для расчета рассеивания авиационных систем. Суть дела в том, как справедливо утверждал будущий действительный член Академии наук СССР, что реактивная тяга – это некоторый нестационарный случайный процесс. А так как активный участок, на котором работает реактивный двигатель, у авиационных реактивных снарядов достаточно протяженный, то связать закон распределения снарядов у цели с параметрами этого случайного процесса вроде бы пока и невозможно. Все это Владимир Семенович нам объяснял, написав сложнейшее уравнение Фокера – Планка – Колмогорова.

Дмитрий Александрович Вентцель, который вел заседание, поблагодарил докладчика и коротко резюмировал: «Итак, в ясном и высоконаучном докладе показано, что нам пока неизвестно, что и как надо мерить у этого случайного процесса, а тем более – как рассчитывать траекторию снаряда, который находится под его действием. Ну, что ж, как говорил Алексей Николаевич Крылов, поставить задачу – это уже наполовину ее решит ь».

В ночь после доклада я уезжал в Харьков. Мне удалось достать билет только в общий, битком набитый вагон, и у меня было сидячее место. О сне нечего было и думать. И всю ночь я размышлял о прошедшем заседании. Мне казалась противоестественной сама мысль об использовании сложных уравнений для функций распределений, которых мы не умеем решать. И зачем нам столь подробная информация? Я – вооруженец, артиллерист. Для расчета потребностей в боеприпасах мне достаточно знать только среднеквадратичное отклонение снаряда у цели. А для этого достаточно знать то-то и то-то. Так понемногу этой ночью у меня выстраивалась некая схема логических узелков, которая позволяла совсем по-иному поставить задачу расчета рассеивания и обработки результатов стендовых испытаний реактивного двигателя снаряда. А дальше дело уже было за техникой анализа. Я довольно быстро со всем справился, но меня одолевали сомнения: уж больно простой оказалась задача. Эта простота очень смущала, поскольку я не был специалистом в теории вероятностей и уж совсем ничего не понимал в теории случайных процессов – новой области, которая тогда только-только начинала развиваться. Я поехал к Александру Михайловичу Обухову, ученику академика Колмогорова. Мы с ним окончили МГУ в один год, и я не боялся показать ему свое невежество. Он, как мне помнится, не воевал и к этому времени был уже доктором наук. Я, как истинный военный, тогда благоговел перед званиями и стал обращаться к нему на «Вы». Он, правда, не сразу, как истинно интеллигентный человек, тоже перешел на «Вы». Вот с того памятного разговора и до самой его смерти мы, два бывших сокурсника, стали обращать ся друг к другу на «Вы».

Оказалось, что все у меня правильно. Более того, Александр Михайлович показал мне совсем свежую, сорок шестого года, статью Дуба (Doob), в которой известный американский математик по какому-то другому поводу использует похожие рассуждения.

Окрыленный, я позвонил Вентцелю и попросил поставить на семинаре мой доклад. Доклад был назначен, через месяц я привез законченную рукопись работы и довольно долго ее рассказывал придирчивым слушателям на семинаре. На моем докладе присутствовал будущий академик, тогда начальник кафедры воздушной стрельбы Академии имени Жуковского, только что полу чивший генеральское звание профессор В. С. Пугачев. После моего доклада он произнес хвалебную речь и сказал, что мною написана хорошая диссертация и он готов стать моим оппонентом. О чем и был написан протокол и представление кафедры Вентцеля. Рукопись у меня отобрали и поставили на ней гриф «совершенно секретно». И через полтора месяца была назначена моя публичная защита на Ученом совете факультета авиационного вооружения.