Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века

Но не зря говорят, что лучший учитель – жизнь!

Я возвращаюсь в гражданскую жизнь

Возвращение в Харьков было триумфальным. Хадеев меня поздравил публично. Но за праздничными днями пошли будни.

И они оказались куда менее привлекательными, чем предыдущая харьковская деятельность и чем то, на что я рассчитывал. Концепция училища была составлена, планы утверждены, курсанты появились, и началась рутинная работа учебного отдела – составление расписаний, проверка занятий, заполнение форм отчетности и тому подобное. Одним словом, началась полная забот жизнь военного чиновника, который к тому же находится все время в поле зрения своего начальства. Поездки в Москву прекратились вместе с окончанием пускового периода.

Вместе с этими поездками прекратились научные семинары в Академии имени Жуковского и разговоры, наполнявшие жизнь особым содержанием. Я пробовал завязать контакты в Харьковском математическом обществе и в университете. Математическую жизнь города возглавлял тогда Наум Ильич Ахиезер – первоклассный математик и доброжелательный человек. Харьковские математики отнеслись ко мне с симпатией. На их семинарах я даже сделал пару докладов. Но наши интересы были уж очень разные. Я жил тогда в мире инженерных задач, а они были все «чистые» математики и занимались классическим анализом.

Как и несколько лет назад, когда служил в дивизии, я снова, но с еще большей остротой, почувствовал, что регулярная армейская или чиновная служба – не по мне! Надо было что-то существенно менять в жизни.

Я не сразу пришел к мысли о необходимости оставить армию. Гражданская жизнь меня слегка страшила своей неопределенностью и высокой мерой самостоятельности, ответственности за самого себя. Но постепенно я понял неизбежность расставания с армией. Иного пути у меня просто не было. Все то, что приходилось делать, я воспринимал как «преджизнь». Ежевечерне я думал о том, что мне уже тридцать лет, и что надо что-то устраивать, надо… А что надо, я пока не очень-то и понимал. Постепенно пришел к необходимости снимать погоны. Хоть и страшно, но надо! И однажды написал рапорт.

Хадеев был мрачен и неприветлив, как в первый час нашей первой встречи в штабе ВВС. Он долго смотрел на мой рапорт. Читал и перечитывал. А потом взял ручку и написал на рапорте очень смешные и мудрые слова: «Использовать по специальности не могу. С мотивом демобилизации не согласен». Дело было сделано: согласно Уставу армейской службы, я мог теперь обращаться в высшие инстанции. Рапорт ушел в Москву.

Через пару месяцев в училище пришел приказ о моей демобилизации, причем за подписью того самого генерала Орехова, с которым я встречался уже дважды. Он, наверное, был рад избавиться раз и навсегда от назойливого подчиненного.

Новый, 1949 год я встречал уже без погон, но в кителе – цивильный пиджак у меня заведется совсем не скоро.

Еще летом я договорился о возможной работе в НИИ-2 и МВТУ. Защита открыла практически все двери. Я начал заниматься динамикой управляемых реактивных снарядов. Эта дисциплина только делала свои первые шаги, и каждый, даже незначительный результат воспринимался чуть ли не как открытие. Я часто выступал с докладами, публиковался в закрытых изданиях. Мне казалось, что в следующем году я смогу представить рукопись книги, которую писал, в качестве докторской диссертации. В этом меня поддерживал профессор Победоносцев, а так же ряд моих коллег. Мне казалось, что моя жизнь уже навсегда связана с тем техническим миром, в который я вошел. Но судьбе было угодно распорядится по-другому.

Однажды, когда арестовали мою мачеху, все рухнуло. Но об этом я уже рассказывал. Как и о том, что мне пришлось уехать в Ростов.

Доклад у М. В. Келдыша

Все пришлось начинать сначала. Семья, университет в Ростове – все было совсем не так, совсем не похоже на то, что было в предыдущей жизни. Но одно я знал теперь совершенно твердо: я буду учить студентов и заниматься наукой в меру своих возможностей. И не математикой в том ее понимании, которое исповедовалось на математическом отделении МГУ. Я буду заниматься теоретическими исследованиями проблем, имеющих совершенно конкретное содержание – физическое или техническое. Но каких конкретно – этого я еще не знал. Ракетной техникой я заниматься не мог, будучи лишенным допуска. Однако принципиальный выбор был уже сделан. И этим я обязан Д. А. Вентцелю.

Когда я пришел на кафедру теоретической механики, мой новый начальник, доцент А. К. Никитин, сразу же спросил, какими проблемами я собираюсь заниматься. Он рассматривал меня как специалиста и ждал ответа. Что я мог ответить? Я действительно не знал, чем буду заниматься.