Как далеко до завтрашнего дня… Свободные размышления 1917–1993. Вехи-2000. Заметки о русской интеллигенции кануна нового века

Тем более что из моей теоремы следовало, что управлять такой системой, в которой много жидкости, можно так же, как и обычной системой конечного числа степеней свободы. Надо только ввести новые переменные.

Пройдут годы, и за эту работу я получу Сталинскую, или, как она стала называться к этому времени, Государственную премию.

В тот вечер я сразу понял перспективы, которые открывает обнаруженный факт, что он означает и с точки зрения большой науки, и для технических приложений. У меня родился план работы – работы, которая должна занять, вероятно, целый ряд лет. Радостный, я вернулся домой и с порога сказал своей жене: ты знаешь, а у меня в руках докторская диссертация! Моя покойная жена относилась, и не без оснований, довольно скептически к подобным высказываниям. Да и ко всей моей научной деятельности, честно говоря! Меня не раз подводил неоправданный оптимизм. Задачи появлялись, казалось, что их решение перевернет мир, а затем незаметно исчезали. Чаще всего они оказывались гораздо сложнее, чем я думал сначала. Вот и сейчас, она только отмахнулась и позвала меня ужинать. Впрочем, мне это настроения не испортило. Но обоснованность своей затеи я все же решил проверить.

В Воронежском университете работал профессор математики Селим Григорьевич Крейн. Будучи моим ровесником, он успел сделать в науке куда больше, чем я, и, конечно, гораздо лучше меня знал функциональный анализ. Я ему написал письмо и попросил меня послушать. Собрался небольшой семинар. Из известных математиков на нем присутствовал еще М. А. Красносельский, который заведовал кафедрой в том же университете. Семинар прошел тихо и спокойно. В целом мою теорему одобрили. Каких-либо ляпов в доказательстве не обнаружили. Что же касается перспектив, то о них посоветовали поговорить с академиком С. Л. Соболевым.

Однако прошло не менее полугода, прежде чем я попал на его семинар. На семинаре у академика Соболева я держался куда более уверенно, чем у Келдыша. И дело было не в моей возросшей опытности. Совершенно иная обстановка создавалась вокруг самого Сергея Львовича. Он был человеком другого склада, чем Келдыш. Соболев светился доброжелательностью. Во время доклада не было настороженного, подозрительного молчания. Он сам подсказывал формулировки, комментировал выкладки, следил за доской. Одним словом, он был не грозным судией, а участником доклада. Это была моя первая с ним встреча. Первая как автора работы. В качестве слушателя я уже несколько раз бывал у Сергея Львовича.

Соболев, который был избран в академики в возрасте тридцати одного года, производил блестящее впечатление. Он был высок, строен и казался очень молодым – почти мальчиком, хотя в те годы ему было уже хорошо за сорок. Первый раз я увидел Соболева на семинаре, знаменитом семинаре Петровского – Соболева – Тихонова. Каждое его заседание – событие в математической жизни.

На том заседании, где мне довелось присутствовать, случился эпизод, как мне сказали, характерный для семинара. Докладчик доказывал нечто мудреное. Как мне казалось, в аудитории никто ничего не понимал. Когда теорема была доказана, воцарилось неловкое молчание. Его нарушил академик Петровский: «Я не могу понять, почему…» – и он сформулировал вопрос. Ему ответил академик Соболев, по-моему, больше ради того, чтобы поддержать докладчика: «Ну, как же, Иван Георгиевич…» Он вышел к доске и повторил схему доказательства. Потом теорему понял, кажется, Тихонов. Во всяком случае, он ее положительно прокомментировал. Дальше началось уже нечто комичное. Вроде бы весь семинар, кроме Петровского (и, конечно, меня), все уже понял, и присутствующие начали хором объяснять Петровскому, в чем суть дела и как все просто! И вообще есть ли здесь что-либо такое, что трудно понять? Но Петровский упорно продолжал не понимать. Наконец, что-то невнятно говоря, пожимая плечами и как бы стесняясь своего непонимания, Петровский вышел к доске и… построил пример, показывающий, что теорема элементарно неверна.

Кажется, никто не почувствовал неловкости, кроме Тихонова (и меня).

Но на том семинаре Соболева, где я делал доклад, никаких историй уже не происходило, все было гладко. А после семинара Сергей Львович подошел ко мне и сказал, что полученные результаты – прочная основа для докторской диссертации. Более того, он готов рекомендовать меня в докторантуру Математического института имени Стеклова.