Как делаются деньги?

Объем доказательств, опровергающих стандартную модель современных финансов, такой, что полностью игнорировать его не представляется разумным. Через сорок лет после того как я начал плотно заниматься этой темой, большинство экономистов теперь признают, что цены не следуют нормальному распределению и не движутся независимо. Но многие, после того как признают эти соображения, задаются вопросом: «ну и что?» Независимость и нормальность, утверждают они, являются всего лишь предпосылками, которые помогают упростить математику современной финансовой теории. Только результаты имеют значение. Точно ли стандартные модели предсказывают то, как ведет себя рынок в целом? Может ли инвестор пользоваться современной портфельной теорией для того, чтобы сформулировать надежную, прибыльную инвестиционную стратегию? Будет ли CAPM

помогать финансовому аналитику или специалисту по корпоративным финансам принимать правильные решения? Если ответ «да», тогда нечего это обсуждать[287]

.

Эта цитата позволяет понять, как идеология и вера работают в отношении финансовых рынков. Мы можем обратиться к пересказанному Жижеком анекдоту про Нильса Бора, чтобы в этом разобраться:

Коллега Бора, ученый, удивился, когда увидел подкову над дверью загородного дома Бора, и воскликнул, что не верит, будто подковы охраняют дом от злых духов. Бор ответил: «Да я и сам не верю. Она там висит, потому что мне сказали, что она работает, даже если в это не верить». Вот именно так сегодня и функционирует идеология: никто не воспринимает демократию или правосудие серьезно, но мы в них участвуем, мы показываем нашу веру в них[288]

.

Примерно такая логика применима и к финансовым рынкам, и, возможно, даже к капитализму в целом. Кто на самом деле верит в то, что финансовые рынки нужны, чтобы эффективно распределять финансовые ресурсы с целью достичь самых высоких уровней производства и процветания? Истинно верующие в безусловные преимущества свободного рыночного финансового капитализма обнаруживаются все реже и реже, в особенности после финансового кризиса 2007–2008 годов. Даже Алана Гринспена, в ходе слушаний в конгрессе США, вынудили признать, что он нашел «изъян» в своей «идеологии», предполагавшей, будто «свободные, конкурентные рынки являются самым лучшим способом организовывать экономику». Оптимисты интерпретируют растущий скептицизм относительно эффективности финансовых рынков и их позитивной роли как исторический поворот, в рамках которого тенденция последних сорока лет к либерализации и дерегулированию будет обращена вспять. Более мрачная оценка свидетельствует о том, что финансовые рынки достигли стадии развития, что они больше не нуждаются в людях, которые будут в них верить как в основную движущую силу, отвечающую за обращение и распределение денег в мире. Вся наша экономика была выстроена вокруг представления о том, что рынки эффективны и что они дают самые лучшие оценки истинной цены различных активов, ценных бумаг и самих денег. Это стало настолько повсеместным, что вера отдельного человека больше не требуется. Все прекрасно работает, даже если мы в это не верим.

Вот что так точно иллюстрирует цитата из Мандельброта. Даже профессиональные финансисты не верят в ГЭР или в точность совокупности моделей, составляющих современные неоклассические финансы. Однако они продолжают их придерживаться, потому что модели работают вне зависимости от неверия тех, кто ими пользуется.