Еще боле сложной становится судьба журнала в годы «зрелого застоя», особенно после пражских событий 1968 г. «Сомнения» вызвала, например, рукопись очерка старого журналиста И. Пешкина, автора ряда популярных книг по истории металлургии в России (в частности, о выдающемся русском металлурге П. П. Аносове). Очерк «Начало», посвященный строительству сталелитейных заводов в годы первых пятилеток, журнал предполагал напечатать в № № 6–7 за 1978 г. Ленгор-лит, чтобы обезопасить себя, послал ее на рецензию в Москву, в Институт марксизма-ленинизма. Тот, в свою очередь, высказал ряд критических замечаний. В частности, такое: «На с. 51–52 нельзя давать в таком виде впечатления автора от поездки в колхоз. Из текста вытекает, что положение в деревне было таким же безотрадным, как и в дореволюционное время. В этом же месте следует снять фамилию американской журналистки Анны Луизы Стронг, участвовавшей в этой поездке, поскольку позже она проявила себя как антисоветская деятельница маоистского направления». П. Жур, заместитель главного редактора «Звезды», подтвердив получение этой рецензии, сообщил в Лен-горлит, что «все замечания ИМЭЛ при ЦК КПСС учтены, изменено название» (вместо «Начало» — «На заре индустриализации»)[160]
. В очерках, опубликованных в указанных выше номерах, вообще исчез рассказ о поездке в колхоз вместе с именем Анны Луизы Стронг, «прогрессивной американской журналистки, друга Советского Союза», подпавшей в 60-е годы под влияние идей Мао Цзедуна и, естественно, преданной остракизму[161].Обкому партии, видимо, очень не нравился Александр Вертинский. Петр Жур, занимавший пост заместителя главного редактора и часто имевший дело с цензурой, сообщал начальнику Ленгорлита: «По указанию Обкома КПСС из готового № 5 «Звезды» за 1979 г., представленного на контроль, были исключены воспоминания Н. Ильиной “Города свои и чужие”. Вместо них в номер вставлено окончание уже представлявшейся на контроль документальной повести К. Полькена и X. Сцепоника “Омерта — закон молчания”. Ввиду того, что в результате переверстки техническое состояние номера не полностью соответствует требованиям Управления (некоторые страницы занумерованы от руки, есть небольшие помарки), прошу Вас в виде исключения разрешить принять номер в таком виде, чтобы не задерживать выход журнала, уже значительно запаздывающего против графика редакции и типографии»[162]
.Речь шла о воспоминаниях Натальи Иосифовны Ильиной, известной писательницы, репатриировавшейся из Китая в послевоенные годы и встречавшейся с Вертинским в Шанхае, где она жила в 30-е годы. Об этом и шла речь в ее воспоминаниях, запрещенных для публикации в «Звезде». Интересно, что Ильина вскоре беспрепятственно опубликовала их в московских изданиях сначала под безличным названием, а затем и прямо — «История одного знакомства. Об А. Н. Вертинском» (М., 1987)»[163]
.Крайнее раздражение Ленгорлита вызвала верстка 3-го номера «Звезды» за 1981 г. Заместитель начальника Г. К. Данилов направил 22 января «Информацию о некоторых замечаниях по журналу “Звезда” № 3», адресованную «зав. отделом культуры ОК КПСС тов. Пахомовой Г. С.». Претензии вызвали, прежде всего, воспоминания литературного критика Дмитрия Терентьевича Хренкова (в то время главного редактора «Невы») «Осень в Переделкине», посвященные, в основном, встречам и беседам с Н. С. Тихоновым. Вот что, в частности, сообщалось: «Автор записок часто и широко цитирует слышанные им высказывания Н. С. Тихонова, которые, как можно судить по тексту, носили в ряде случае доверительный характер и потому публикация их требовала осторожности, внимательности. А в некоторых случаях соответствующего пояснительного комментария. Записки содержат положения, которые односторонне рисуют моменты творческой биографии писателя»[164]
.В качестве примера приводится разговор с Тихоновым, в котором он объясняет причины, по которым он не может в настоящее время написать правдивую книгу о блокаде Ленинграда (см далее раздел «Блокадная тема в цензурной блокаде»).
«На стр. 165, — продолжал цензор, — т. Хренков некритически цитирует высказывания некоторых литературоведов, которые утверждали, что “Киплинг и Гумилев стояли у изголовья Тихонова, когда он во сне видел первую книгу своих стихов”». Борьба с властью за хотя бы