Как мы писали роман

Amenda accepted her new surroundings with her usual philosophic indifference.	Аменда отнеслась к новой обстановке с присущим ей философским безразличием.
On being informed that what she had mistaken for a linen- press was her bedroom, she remarked that there was one advantage about it, and that was, that she could not tumble out of bed, seeing there was nowhere to tumble; and, on being shown the kitchen, she observed that she should like it for two things--one was that she could sit in the middle and reach everything without getting up; the other, that nobody else could come into the apartment while she was there.	Когда ей объяснили, что приспособление, ошибочно принятое ею за пресс для выжимания белья, является ее спальней, она обнаружила в этом одно преимущество, а именно; невозможность свалиться с кровати, так как падать некуда; а когда ей показали кухню, она заявила, что кухня нравится ей по двум причинам: во-первых, сидя в центре кухни, она может, не вставая, дотянуться до всего необходимого, и, во-вторых, никто не может войти в помещение, пока она находится там.
"You see, Amenda," explained Ethelbertha apologetically, "we shall really live outside."	- Видите ли, Аменда, - объяснила Этельберта, как бы извиняясь, - большую часть времени мы будем проводить на лоне природы.
"Yes, mum," answered Amenda, "I should say that would be the best place to do it."	- Да, мэм, - ответила Аменда, - пожалуй, лучше даже проводить там все время!
If only we could have lived more outside, the life might have been pleasant enough, but the weather rendered it impossible, six days out of the seven, for us to do more than look out of the window and feel thankful that we had a roof over our heads.	Будь у нас возможность проводить больше времени на лоне природы, жизнь, я полагаю, была бы довольно приятной, но шесть дней из семи погода позволяла нам только глядеть в окно и благодарить судьбу за то, что у нас имеется крыша над головой.
I have known wet summers before and since.	И до и после мне пришлось пережить не одно дождливое лето.
I have learnt by many bitter experiences the danger and foolishness of leaving the shelter of London any time between the first of May and the thirty-first of October.	На основании горького опыта я узнал, как опасно и глупо покидать лондонский кров между первым мая и тридцать первым октября.
Indeed, the country is always associate in my mind with recollections of long, weary days passed in the pitiless rain, and sad evenings spent in other people's clothes.	Действительно, пребывание за городом всегда связано у меня с воспоминаниями о длинных томительных днях, когда безжалостно льет дождь, и о безрадостных вечерах, которые приходилось просиживать, напялив на себя чужое пальто.
But never have I known, and never, I pray night and morning, may I know again, such a summer as the one we lived through (though none of us expected to) on that confounded houseboat.	Но никогда я не знавал, и, надеюсь, никогда больше (об этом я молю небо утром и вечером) мне не придется испытать лета, подобного прожитому нами в этом чертовом речном доме.
In the morning we would be awakened by the rain's forcing its way through the window and wetting the bed, and would get up and mop out the saloon.	По утрам нас будил дождь. Он врывался через окно, заливал нашу постель и, проникнув в кают-компанию, обходил ее с мокрой шваброй.
After breakfast I would try to work, but the beating of the hail upon the roof just over my head would drive every idea out of my brain, and, after a wasted hour or two, I would fling down my pen and hunt up Ethelbertha, and we would put on our mackintoshes and take our umbrellas and go out for a row.	После завтрака я пытался работать, но щелканье града по крыше над моей головой вышибало какую бы то ни было мысль из мозгов, так что, бесплодно просидев час-другой, я швырял в сторону перо, разыскивал Этельберту, и мы, надев плащи и вооружась зонтиками, отправлялись на прогулку в лодке.