Как мы писали роман

At mid-day we would return and put on some dry clothes, and sit down to dinner.	В полдень мы возвращались, переодевались во что-нибудь сухое и садились обедать.
In the afternoon the storm generally freshened up a bit, and we were kept pretty busy rushing about with towels and cloths, trying to prevent the water from coming into the rooms and swamping us.	После полудня дождь, как правило, усиливался и мы, с полотенцами и одеялами в руках, бегали взад и вперед, пытаясь помешать воде затопить жилые помещения.
During tea-time the saloon was usually illuminated by forked lightning.	Во время чаепития кают-компанию обычно освещали раздвоенные молнии.
The evenings we spent in baling out the boat, after which we took it in turns to go into the kitchen and warm ourselves.	Вечера уходили на уборку, а потом мы поочередно отправлялись в кухню погреться.
At eight we supped, and from then until it was time to go to bed we sat wrapped up in rugs, listening to the roaring of the thunder, and the howling of the wind, and the lashing of the waves, and wondering whether the boat would hold out through the night.	В восемь часов вечера мы ужинали и, пока не наступало время ложиться в постель, сидели, закутавшись в пледы, прислушиваясь к раскатам грома, вою ветра и плеску волн, тревожась, уцелеет ли в эту ночь наш понтон.
Friends would come down to spend the day with us--elderly, irritable people, fond of warmth and comfort; people who did not, as a rule, hanker after jaunts, even under the most favourable conditions; but who had been persuaded by our silly talk that a day on the river would be to them like a Saturday to Monday in Paradise.	Иногда к нам приезжали погостить знакомые -пожилые, раздражительные люди, обожающие тепло и комфорт; люди, которые отнюдь не стремились к увеселительным прогулкам даже при самых благоприятных обстоятельствах, но которых наша глупая болтовня убедила, что день, проведенный на реке, будет для них райским отдыхом.
They would arrive soaked; and we would shut them up in different bunks, and leave them to strip themselves and put on things of Ethelbertha's or of mine.	Они прибывали к нам, промокнув насквозь, и приходилось рассовывать их по разным углам и оставлять в одиночестве, чтобы они могли переодеться в мою или Этельбертину одежду.
But Ethel and I, in those days, were slim, so that stout, middle-aged people in our clothes neither looked well nor felt happy.	Но Этель и я в те дни были стройными, так что эти полные люди средних лет в нашей одежде выглядели прескверно и чувствовали себя несчастными.
Upon their emerging we would take them into the saloon and try to entertain them by telling them what we had intended to do with them had the day been fine.	Потом мы приглашали их в гостиную и пытались занять разговорами о том, как приятно мы провели бы время, будь погода хорошей.
But their answers were short, and occasionally snappy, and after a while the conversation would flag, and we would sit round reading last week's newspapers and coughing.	Но они отвечали только "да" и "нет", а иногда огрызались. Вскоре беседа замирала, и мы продолжали сидеть, читая газеты недельной давности и покашливая.
The moment their own clothes were dry (we lived in a perpetual atmosphere of steaming clothes) they would insist upon leaving us, which seemed to me discourteous after all that we had done for them, and would dress themselves once more and start off home, and get wet again before they got there.	Как только их собственное платье высыхало (мы неизменно жили среди испарений сохнущей одежды), они настаивали на немедленном отъезде, и это казалось мне несколько невежливым после всего, что мы для них сделали. Переодевшись, гости спешили домой, чтобы еще раз промокнуть на обратном пути.