Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

…у иных людей вкус обладает странной избирательностью. Умиляясь немыслимо дрянными копиями «Аленушек» и «Мишек», они воротят нос от твиста (шейка) и узких (широких) брюк. И не просто воротят, а возводят свою нетерпимость в закон, если и не печатный, так хоть писанный от руки. Им ничего не стоит взять «твистача» за грудки и вытолкать взашей с танцплощадки, оскорбляя его, себя и чувства окружающих, а по поводу мини-юбки выразиться так, что уж и вовсе не скажешь печатным способом.

Так с чем же воевать? С шейком? А может быть, все-таки с бескультурьем? Это совсем не одно и то же, и подмена, так сказать, объектов борьбы часто приводит к нелепостям.

Вот одна из них.

Сейчас очень принято отвлекать от модных танцев с помощью других, новоизобретенных в рамках пристойности. Новые бытовые танцы, конечно, нужно создавать, и усилия профессиональных балетмейстеров на этом поприще достойны всяческой поддержки. Что-то из сочиненного ими, пройдя неизбежный в искусстве, особенно массовом, естественный отбор, надолго останется в танцевальном обиходе. Но беда в том, что рядом с удачами профессионалов или просто талантливых людей процветает дилетантизм, замешанный к тому же на нездоровой и совершенно бесплодной конкуренции. На танцевальных смотрах, с экранов телевизоров демонстрируется великое множество «малярных копий». Иногда они просто примитивны, иногда претенциозны, очень часто удручающе безжизненны. Изготовляют их, как домик из кубиков, комбинируя стандартные движения, которые берут отовсюду — из канонических бальных танцев, характерных сценических, народных, иногда новейших западных (видимо, для профилактической инъекции?). Гармония, образность, характерность, чувство целого — все эти условия танцевальной композиции тут, как правило, не соблюдаются. При этом народная основа танца смазывается, яркие краски национального темперамента потухают. За композицию принимается комбинация, а в роли балетмейстера — композитора танца — выступает комбинатор-копиист. Танцы эти невыносимо скучно разучивать и еще скучнее исполнять. Но поскольку авторы щепетильны и хотят, чтобы все исполнялось в точности, у танца отнимается последнее, что могло бы привлечь: возможность импровизации, а следовательно, естественность и непринужденность. Между тем твисто— и шейкоподобное танцевание такую возможность не ограничивает. Тут можно делать едва ли не все, что угодно.

О разлагающем влиянии западной танцевальной моды, ее сексуальности, членовредительстве, безнравственности и т. д. написано более чем достаточно. Но ведь надо же поискать змея-искусителя и в простом сочетании чисто житейских причин![447]