Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

Между тем проблема, которой коснулся Н. Вайнонен, выходила за рамки хореографической проблематики. По его мнению, которое вскоре разделил подключившийся к дискуссии директор ансамбля бального танца из Кургана В. Исаев[452]

, молодежь предпочитала западный танец советскому по причине безграничного поля для танцевальной импровизации в первом случае и жесткой регламентации языка тела во втором. А это уже была проблема социальная, поскольку главное, по мнению оппонентов Р. В. Захарова, состояло не в том, что подростков никто не учит танцевать, а в том, что желание танцевать составляет для подростка неосознаваемую им экзистенциальную потребность. Жизненно важную — поскольку танец формировал его телесность, и, осваивая новый язык тела, он подспудно тянулся к более привлекательному твисту или рок-н-роллу, а не к заорганизованному «Украинскому лирическому» или «Террикону». И этот дефицит притягательности советских бальных танцев в пику популярности западных был двояким. Как в любом учебном процессе, имея возможность выбора между муштрой и свободной игрой, ученик выбирает игру. Эту точку зрения поддержал и подводивший итог дискуссии научный сотрудник НИИ культуры Министерства культуры РСФСР В. Лапшин:

…для наиболее «ломкой» части молодежи — юношества танцплощадка по ее духовно-практической значимости, силе воздействия может сравниться с другими сферами деятельности: в семье, школе, на производстве. Досуг для молодежи, и прежде всего подростков, — не просто приятные занятия, отдых, культурное развитие и прочее, но форма социальной практики

, возможно, еще недооцененная в этом смысле, нераскрытая. Досуг молодежи — ее активная жизнь в противовес в той или иной мере пассивной, «зависимой» жизни в семье, школе, на первых этапах производства.

Во внешне игровых ситуациях досуга молодежь стремится реализовать и проверить те нормы, предписания и установки, которые приняты в «большом обществе», в мире взрослых. При этом «проигрывание ролей» взрослого человека, подготовка к ним осуществляется в среде молодежи не только в процессах педагогического воздействия, но и в процессах, как принято говорить, неформального общения

, выходящего из-под воздействия традиционных, отлаженных форм социального контроля — со стороны семьи, школы, производственного коллектива[453]

.

Предпочтение, отдаваемое советскими подростками западным, а не «родным» танцам, имело и другую причину, наверняка очевидную для участников дискуссии, но не затронутую по цензурным соображениям. После Всемирного фестиваля молодежи и студентов 1957 года и Американской национальной выставки 1959 года в Москве «железный занавес» в СССР начал трещать по швам. К началу 1970-х приобретение джинсов или другого дефицитного западного товара благодаря деятельности «черного рынка» не составляло проблему. Увлечение роком среди молодежи было поголовным. «Запретный плод» становился не столь уж недоступным. И авторитет советской продукции — от потребительских товаров до идеологии — пошатнулся. Современные танцы были лишь одним из потребительских секторов, в котором советское предложение потерпело поражение. Ирония ситуации состояла в том, что в сфере современной бытовой хореографии, как нарочно, подтверждался распространенный среди советских диссидентов стереотип о преимуществах «западной свободы».

В качестве эпилога к истории провала советского проекта бытового танца можно привести мнение лауреата Ленинской премии, народного артиста СССР, солиста балета ГАБТ СССР В. В. Васильева о судьбе современного бытового танца и танцплощадки в СССР. Оно было опубликовано в журнале «Клуб и художественная самодеятельность» в начале 1980 года, за несколько лет до начала перестройки. Журнал во вновь открытой рубрике «Танцевальный зал» попросил ряд деятелей искусств ответить на три вопроса «о бытовой хореографии и организации танцевального досуга молодежи»: