Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

Здесь, в Хиросиме, мы слышали пение «Интернационала» на японском языке. Мы стояли рядом с жителями города и пели пролетарский гимн на родном языке. Потом местные газеты писали, что русские дали клятву бороться против атомной войны.

Да, это была действительно клятва[898].

Собственно, последовавшая через два года постановка во Дворце культуры ЧТЗ сюиты «Девочка с журавликом» воспринималась участниками поездки именно как выполнение данной в Японии клятвы бороться против атомной угрозы.

Пребывание в стране с «враждебным» социально-политическим строем настраивало советских гастролеров на тревожный и настороженный лад, заставляя ждать подвоха, видеть провокацию и чувствовать себя уязвленными даже там, где соблюдались простые бюрократические формальности. Иногда это приобретало комичный, из сегодняшней перспективы, оттенок — например, когда в Бангкоке им по причине отсутствия местной визы запретили покинуть аэропорт во время задержки самолета:

По графику мы должны были пробыть в Бангкоке час, но вылет задерживался, и мы решили было съездить в знаменитый Бангкокский порт — один из крупнейших в Азии.

— Выход за территорию порта не разрешается, — ответили нам.

— Почему? Ведь другим разрешается…

— То — другие…

Все понятно: к советским людям у таиландских властей, оглядывающихся на США, свой, особый подход. Обойдемся и без Бангкокского порта![899]

Но в целом оказанный японской стороной прием глубоко впечатлил советских гостей доброжелательностью и сердечностью (см. илл. 3.16). Об эмоциональной переполненности челябинцев рассказывает сделанная Д. Н. Анастасьевым зарисовка об очередном переезде кочевавшей по Японии советской делегации, вошедшая в его «Путевых заметках» в эссе «Незабываемые встречи»:

Вспоминается еще одна встреча. Мы отплывали на пароходе из Кобэ. Была ночь, и лил страшный дождь (в мае и июне дожди там — явление обычное). Мы меньше всего предполагали, что кто-нибудь придет нас проводить. Но на пристани собралось много людей, принесших с собой в эту дождливую ночь доброжелательство и сердечные улыбки. Они забросали наш кораблик разноцветным серпантином и долго кричали: «Сайонара!» — «До свидания!»

«Сайонара!» — кричали с берега. «Сайонара!» — отвечали мы.

Пароход шел по Японскому морю, а за его бортами шелестели ленты серпантина — знак дружбы и привязанности.

На палубе стояла девушка из Челябинска. Я подошел к ней — она плакала.

Это были хорошие слезы[900].

3.16. На гастролях в Японии 1960 г. (Музей ЧТЗ. Незарегистрированная папка Л. В. Авсянниковой).

Атмосфера дружеского внимания и понимания в значительной степени была плодом целенаправленной работы принимающей стороны. Советскую концертную бригаду ежедневно опекали представители массового самодеятельного хорового движения антимилитаристской направленности «Поющие голоса Японии». Они встречали и провожали советских гастролеров в каждом новом городе, открывали и завершали концерты советской самодеятельности[901]. Постоянные контакты с местными участниками самодеятельности создавали благоприятные условия для интенсивного дружеского обмена хореографическим опытом, а легко преодолевающий коммуникативные барьеры язык танца воспринимался как эффективный «дипломатический» инструмент: