Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

Она говорит: «Что с тобой?» Она видит, что я вся опухшая. Я начала рассказывать, как меня, как они вот прокатились по мне, и при всем коллективе, при работниках гостиницы… Она говорит: «Ну и что? Ну и что? Подумаешь! Ты же от этого не растаяла. На дураков закон не писан. Но идет смотр, решается судьба города. И ты должна посчитаться с этим делом. И поэтому какое твое личное дело? Ты сейчас защищаешь город. Никаких исключений! Я поговорю с ним. Но… ничего не меняй»[969].

Н. Н. Карташова действительно поговорила с обидчиком, и тот публично, перед автобусом, отвозившим их на репетицию, извинился, попросил не исключать его из программы и не отыгрываться за его проступок на его жене, также танцевавшей в ансамбле. Он пообещал уехать в Челябинск сразу после выступления. В. И. Бондарева просьбу о прощении отвергла, но к выступлению допустила:

Вы будете танцевать — ради Натальи Николаевны…. ради города. Но ко мне больше не подходите с этой просьбой. Насчет Ирины не беспокойтесь. До такой низости я не опущусь, чтобы мстить вашей жене. Как танцевала, так и будет танцевать. Но скорее всего — я уеду. Вот. Я, — говорю, — не выдержу. Мне, — говорю, — вот такие подарки ваши не нужны[970]

.

О чем говорила Наталья Николаевна со своим воспитанником, неизвестно. Но многое свидетельствует о том, что в этой ситуации она скорее заняла сторону своих учеников. «Карташовец» извинился сквозь зубы, опустив глаза, чтобы не выдать своего бешенства, под злорадные улыбки старых танцовщиков. В. И. Бондарева не смогла вести репетицию, и Н. Н. Карташова продемонстрировала свое отношение к ситуации, отнюдь не дружелюбное по отношению к преемнице:

Наталья Николаевна: «Ну хорошо, Вера, давай, репетируй». Я молчу. «Ну, она не может. Давайте я с вами по старой привычке поработаю… Капризы. Капризы у человека. Давайте посчитаемся со слабостью этого человека». Она меня очень укусила тогда… Я прошла Голгофу тяжелую[971].

От конфликтной ситуации ее участников попытался отвлечь приехавший с челябинцами режиссер Челябинского драматического театра М. С. Лотарев. Зная о конфликте, он на свой страх и риск направил автобус с танцорами к «ипатьевскому дому» и рассказал о расстреле в нем царской семьи. Его рассказ произвел на В. И. Бондареву сильное впечатление, заставив пересмотреть масштаб собственной обиды:

Я была потрясена тогда и думаю: «Какая трагедия! А что я со своими еще, действительно, переживаниями, когда здесь вот решалась тогда судьба, и что люди пережили?!» Вот это меня тогда буквально всю перевернуло[972].

Конфликт между старыми танцорами и новой руководительницей не ограничился инцидентом в Свердловске. Он подспудно тлел и не мог укрыться от глаз молодых и преданных В. И. Бондаревой участников ансамбля. Постепенно он сошел на нет — по мере замещения «карташовцев» «бондаревской» сменой: