Как тебя зовут? Азбука любви

– Можно жить, как хочешь, изображать из себя кого угодно, хоть трубадура, хоть короля чеснока, хоть паука с Марса. Человек, находящийся на уровне самосознания, может увидеть себя во всех главных измерениях. Всё уже есть. В этом нерушимость мира. Правда, существует некоторая размазанность будущего, и в этих пределах может быть осуществлена коррекция, однако будущее уже зафиксировано, и связь через время мгновенна. Только поэтому вселенная нечто целостное, и мы в ней живые нити, связывающие эту целостность.

Узнав обо мне самое интимное, женщина ушла утром, пообещав любить и помнить. Ушла. И больше я никогда её не видел. Но запомнил, как она была нежна со мной. А так ли уж часто наша суровая жизнь нарушается нежностью? Не инстинктом, а нежностью, что идет от матери, от любви к жизни, к детям, к деревьям, к цветам и солнцу.

Я научился пребывать в гармонии, но случались дни, когда все рушилось от мысли, что мне нужна любовь одной единственной женщины. В такие дни я бегал пьяный по дому и не знал, где приткнуться, хватаясь то за голову, то за пенис, то за гитару. Отбрасывая гитару, я подбегал к двери. От мысли, что там за ней столкнусь с вереницей людей, спокойно и уверено идущих по своим делам, приходил в ярость, пинал дверь и со слезами отчаяния падал на кровать. Но это был опыт, в тетради с рассказами я записал: «Человек существо противоречивое. Зная правила истинной жизни, поступает наоборот и, раздавая гнилые зерна лжи, имеет лишь мучительную жажду жизни».

Мир дышал моими легкими и, когда я задыхался, он задыхался вместе со мной. А когда я правильно понимал зов, что без конца звучал во мне, он помогал разорвать змеиный обруч времени и пространства. В такие дни я шел спасать мир, все во мне дрожало от радости. Наполненный легкостью и силой, я хотел поделиться ими с каждым сердцем. Я кружил по городу, словно танцуя и призывая всех танцевать, танцевать, танцевать. Было удивительно, как я мог жить по-другому. Еще мгновение, и весь мир шагнет вместе со мной навстречу вечной радости. В таком состоянии, готовый покорять пространство и время, я купил билет до столицы.

Я зашел к ней проститься. У её дверей я подумал, что уезжаю, чтоб был повод повидаться сейчас и потом, когда вернусь.

Она завела себе черного котенка.

– Я называю его сынок, он такой милый, – счастливо улыбалась она.

Улыбался и я, глядя на «сынка», прыгавшего по мне, как обезьянка.

За бутылкой вина мы мило болтали о пустяках, смотрели кино, смеялись. В полночь я засобирался.

– Надолго уезжаешь?

– Как получится.

– Не теряйся, – мягко проговорила она.

Я ощутил себя эдаким пролетарием от любви и поэзии. Если бы я лопотал по-французски, так бы и сказал: «je ne suis donc qu”um proletaire», и от лица Маяковского добавил: «Быть пролетарием – грядущее любить, грязь подвалов взорвавшее – верьте». В общем, хорошо звучало – пролетарий любви. В моем случае это тот, который исправно заходить поглядеть, как поживает его муза. А она вполне хорошо поживает без влюбленного в неё поэта, но все равно ему шепчет: «Не теряйся..»

– Постараюсь, – буркнул я. – Как бы тебе не пришлось искать меня, как искали Дэвида Пейна у индейцев.

– Кто это?

– Герой рассказа Джека Лондона. Почитай на досуге, скво.

Меня не было полгода. В столице я безуспешно пытался сделать имя и сколотить состояние. Я писал ей и звонил, но выходило так, что пишу и звоню самому себе. Она меня не любила. А я никак не мог избавиться от привязанности, каждый день мысленно обращаясь к ней.

– Хочешь, я займу тебе денег, – предложила она в телефонном разговоре, когда я рассказал о попытках пристроить рассказы. – Мне очень хочется, чтобы тебя напечатали.

– Спасибо, – удивился я. – Надеюсь, деньги заплатят журналы.

Её неподдельное участие тронуло, я даже подумал, что она соскучилась. Эта мысль так овладела мной, что я решил вернуться.

Моё появление её даже не удивило. Ничего не изменилось, только кот заметно подрос. И еще она подсела на сериал «Друзья», на стенах висело несколько фотографий Мэтью Перри.

– Самый лучший – это Чендлер, – восхищенно убеждала она. – Сейчас он дружит с Моникой, а раньше дружил со всеми подряд. Я не пропускаю ни одной серии! Пока я на работе, новая серия пишется на видео. Прихожу с работы и смотрю.

– Сходишь с ума от одиночества? – тревожно спрашивал я.

– Почему? Меня этот сериал вытягивает из серой повседневности в иную волшебную жизнь.

– А я подсел на жизнеописание трубадуров. Мне кажется, я был присяжным на судах любви средневековья и выносил осуждающий приговор тем, кто шел против влюбленных.

На день святого Валентина я достал из груди пухлое розовое сердечко, взял сладостей, приготовил два четверостишия о не разделенной любви и пошел к ней.

Она открыла дверь с котом на руках, у животного глаза были стеклянные, ничего не видели, да и она носом шмыгала так, что слеза наворачивалась.

– Сынок заболел? – расстроился я. – Или умер кто?

– Сегодня мы были у ветеринара, – призналась она, – теперь он не мужчина.

– Как?! – не поверил я.

– Вот так! Чик и всё.