Как убедить тех, кого хочется прибить. Правила продуктивного спора без агрессии и перехода на личности

Общежитие, в которое меня распределили, называлось Страус-холл. Это было четырехэтажное здание в стиле колониального возрождения, приютившееся в самом углу главного двора. Волоча сумки вверх по крутой парадной лестнице, я поприветствовал с десяток новых соседей; у всех были детские лица, лоснившиеся от пота. В комнате С-31, уютной, обшитой деревянными панелями, с камином, трое моих соседей и их родственники уже были заняты делом; в руках у них виднелись метлы и разводные ключи. В жизненных ситуациях, когда нужно, что называется, растопить лед, я обычно инстинктивно ретировался, но на этот раз, смирившись, что мне с этими людьми жить, я сумел улыбнуться и бодро поприветствовать присутствовавших. Вскоре мы уже плечом к плечу собирали общую мебель.

Из трех ребят мне больше всех понравился Иона. Это был парень с броскими чертами лица – проницательные голубые глаза, рыжие волосы – и подтянутым, спортивным телом, но его жесты и движения выдавали природную мягкость. Первая же книга, вытащенная им из сумки, разоблачала его интерес к теме крупных пожертвований на политические цели. Его родители, общительная и симпатичная пара из массачусетского Нортгемптона, легко нашли с моей мамой общий язык.

За совместным обедом с семьями новых соседей в Border Cafe, шумном техасско-мексиканском ресторане с розовыми стенами и нескончаемой разудалой музыкой, я, порядком устав от вежливой беседы ни о чем, решил втянуть Иону в разговор о его любимой политике. «Я думаю, что американские либералы слишком бесятся из-за пожертвований в поддержку избирательных кампаний. Люди отстаивают свои политические интересы всеми возможными способами. Так почему же не деньгами, что в этом плохого?» Я сам был с этим в принципе не согласен, а взял это утверждение из одних дебатов, но решил, что смогу обосновать свою позицию. Иона тут же отставил свою кесадилью, а двое других наших соседей по комнате завели свой разговор. «Ты это серьезно?»

За следующие пять минут Иона ни разу не повысил голос ни по тону, ни по громкости, но все равно это был другой голос. Он говорил с серьезностью, в которой звенела максимальная настойчивость. Аргумент, который он привел, скорее тяготел к разоблачению, чем к полемике. Размашисто жестикулируя, Иона рассказывал свои истории; он использовал слова вроде честность

и справедливость без малейшего намека на иронию. «Так что да, нас это действительно страшно бесит». К тому времени, как он произнес эту заключительную фразу, его рыжие волосы, казалось, порядком потемнели.

Я спросил Иону, участвовал ли он когда-нибудь в дебатах. «У тебя бы точно получилось», – заверил я. Он помолчал, а затем сказал как будто в шутку: «Не, такое мне не по душе». Помнится, я тогда подумал, уж не принял ли он меня за какого-нибудь религиозного фанатика, раз о душе заговорил.

Мы вышли из ресторана, и я поймал маме такси до аэропорта. Глядя на ее заплаканное лицо, я с ужасом осознал, что не увижу ее до конца года и наша следующая встреча, втиснутая в летние каникулы, будет измеряться не месяцами или годами, а всего лишь неделями. Меня вдруг страшно удивило, как я мог упустить этот факт, и я подумал, не забыли ли о нем и мои родители. А еще я подумал, не были ли самообманом неизбежные издержки, связанные с моим выбором колледжа, расположенного от дома на полпути к другому краю света. Перед тем как сесть в такси, мама вытащила из сумки каменную фигурку, купленную ранее у местного художника в Анталии. «Это талисман, он будет тебя охранять», – сказала она.

Остаток дня я мотался с одной ознакомительной лекции на другую, в результате чего узнал, что университет представляет собой гипервербальное место. Никто из нашей когорты из тысячи шестисот с лишним первокурсников особенно мудрым не казался, но почти все ребята обладали сообразительностью и остроумием, которые проявлялись в словесной форме. И все испытывали непреодолимую потребность высказаться и объяснить окружающим свои взгляды.

В такой обстановке споры играли крайне важную роль. Они служили для людей естественным способом выступить перед публикой, доказать свою точку зрения и оценить друг друга. Люди спорили о поп-культуре за ужином и о политике вечером, после общего собрания, на котором подводились итоги ознакомительного дня. Я, по своему обыкновению, старался держаться подальше от драки, но не мог не чувствовать близости со спорщиками.

К одиннадцати я был выжат как лимон. Соседи по комнате уже легли спать, а я, растянувшись на диване, отправлял домой эсэмэски. Я уже пошел было выключать свет в общей гостиной, когда услышал стук в дверь. «Кто бы это мог быть?» Я подумал, что это, возможно, сосед снизу, который раньше во всеуслышание заявлял о своей любви к поздним беседам. Ужасающая, надо сказать, перспективка в такой поздний час.

Стук в дверь повторился. «Это Фанеле!»