Как убедить тех, кого хочется прибить. Правила продуктивного спора без агрессии и перехода на личности

В начале беседы софист излучал уверенность. По его словам, риторика способна убеждать толпы в том, что, «если тебе дана власть произносить это слово, ты сделаешь своим рабом и врачевателя, и наставника». Но потом Сократ начал задавать ему вопросы. И быстро вырвал у Горгия признание в том, что «риторика… создает веру в праведное и неправедное, но не дает людям никаких наставлений о них». Иными словами, это искусство убеждения никак не связано с истиной, и, чтобы перетянуть слушателя на свою сторону, в нем используются любые средства. Горгий принял вызов: «Сократ, риторикой следует пользоваться так же, как и любым другим состязательным видом искусства, то есть не против всех; ритору запрещено злоупотреблять своей силой так же, как кулачному бойцу».

На этом этапе Горгий попытался было приостановить дискуссию под предлогом, что общество якобы заскучало, но другие гости криками попросили спорщиков продолжить. Тогда философ снова пошел в атаку.

Сократ: По сути, ты говоришь, что ритор обладает большей силой убеждения, чем врач, даже в вопросах здоровья?

Горгий

: Да, с очень многими людьми это так.

Сократ: Ты хочешь сказать, с невежественными людьми, ведь с теми, кто сведущ, он вряд ли будет иметь большую силу убеждения.

Горгий: Совершенно верно.

Сократ: Но если ритор обладает большей силой убеждения, чем врач, то получается, что власть его больше власти сведущего?

Горгий

: Конечно.

Сократ: Хоть он и не врач.

Горгий: Не врач.

Это дает Сократу необходимую ему лазейку, и вскоре философ делает заключение: риторика – это не столько искусство, сколько форма самообольщения, приносящая удовольствие и удовлетворение.

«Я называю ее не искусством, – сказал он, – а лишь опытом, ведь она не может ни объяснить, ни обосновать природу собственного применения. Я вообще никогда не называю искусством иррациональное». Риторика, по словам Сократа, больше похожа на кулинарию, чем на философию. И Горгий не нашел что на это ответить.

И все же, невзирая на не слишком позитивный результат той дискуссии, риторика жила и процветала веками. Древние римляне, в том числе Цицерон и Квинтилиан, существенно обогатили греческую традицию, а китайцы и индийцы разработали собственные теории и каноны. В университетах средневековой Европы риторика наряду с арифметикой, геометрией, астрономией, музыкой, грамматикой и логикой входила в число первой семерки гуманитарных наук[39].

И все же теперь, две тысячи лет спустя, я не мог не согласиться с тем, что Сократ победил. В наше время слово софист считается оскорблением, а риторика означает «просто риторика»; это термин для обозначения пустой, неумной и претенциозной речи. Думая об искусстве риторики, люди все чаще считали его либо древним артефактом, либо забавой для политических и культурных элит. В результате этот термин все чаще подвергался насмешкам разного сорта демагогов и телеведущих, которые часто сопровождают свои шоу табличками вроде «Разговор начистоту»

и «Без „воды“ и прикрас».

Даже в этом славном университете, спустя двести лет после того, как Джон Куинси Адамс произнес свою речь, риторика, казалось, полностью сдала свои позиции. Студенты быстренько распределились по вводным курсам по экономике, информатике, статистике и естественным наукам – самым популярным в колледже, – и хаотичные споры и разговоры в столовых сменились обсуждением конкретных проблем[40]. Даже в гуманитарных науках к устному слову относились с какой-то стыдливостью. Обучение ораторскому искусству, когда-то обязательное для каждого студента, было сокращено до факультативных практических занятий группы максимум человек в восемьдесят. А двое последних Бойлстоновских профессоров оба были поэтами[41].

В этом многовековом упадке риторики я видел влияние накладывающихся друг на друга тенденций. Сначала появление и подъем современной науки способствовали продвижению идеи, что риторика неточна и иррациональна. В Англии XVII века философ Фрэнсис Бэкон призывал к новым формам риторики, которые годились бы для сообщения людям об открытиях, сделанных с помощью научных методик. Он, конечно, оставлял некоторое место для «творческого стиля», но в основном ратовал за простоту без «метафорических прикрас, сокровищ красноречия и тому подобной пустоты»[42]. И его идея сохранялась веками.