Как убедить тех, кого хочется прибить. Правила продуктивного спора без агрессии и перехода на личности

Когда люди спрашивали, как он научился так мощно выступать, Малкольм Икс приписывал это времени, проведенному в тюрьме, и, в частности, влиянию одного человека: «На самом деле все началось еще в тюрьме Чарлстаун, когда Бимби впервые заставил меня позавидовать багажу его знаний». Но иногда, размышляя о странных поворотах своей жизни, он вспоминал другой момент, более ранний и с другим наставником: «Я часто думал, что, если бы мистер Островски поощрил меня в моем стремлении стать юристом, я, наверное, был бы сегодня одним из представителей профессиональной черной городской буржуазии; потягивал бы себе коктейли и выдавал себя за выразителя чаяний местного сообщества»[127].

Тюремное дебатное общество в Норфолке, надо сказать, тоже процветало. До момента, когда тамошняя команда в 1966 году прекратила свое существование, на ее счету было сто сорок четыре победы и всего восемь поражений от команд колледжей, включая победу над канадской командой во главе с музыкантом Леонардом Коэном. В 2016 году группа заключенных возродила общество и снова начала готовить команды к соревнованиям. Джеймс Киоун, один из участников дебатов в Норфолке, спустя пятьдесят лет сказал о первых публичных дебатах в тюрьме: «Для меня это было гуманизирующее событие… Оно показало, что у нас есть свое место в этом мире, есть голос, нам есть чем поделиться с другими»[128]. Так что образовательный процесс в Норфолке возобновился.

* * *

В последнюю неделю мая 2017 года, когда то палило солнце, то шел проливной дождь, подошла к концу очередная глава моего образовательного процесса. Родители прилетели из Сиднея на мероприятие, известное в Гарварде и во многих американских колледжах как выпускная церемония. Прибыла из Сиэтла и моя любимая тетушка. Всю неделю я таскал их на разные прогулки осматривать достопримечательности Бостона: парк Фенуэй, Музей Изабеллы Стюарт Гарднер, Китайский квартал. Но родителям, судя по всему, куда больше нравилось сидеть в моей комнате и общаться с моими друзьями, чтобы получить более полное представление о жизни, которую я вел в последние четыре года.

Вечера я проводил с друзьями в мрачном андеграундном пабе Grendel’s Den, обсуждая непомерное количество тем за явно несоразмерным количеством выпивки. Львиная доля нашей группы после выпуска направлялась в крупные американские города, например Нью-Йорк и Сан-Франциско, но мы с друзьями решили раскинуть свои сети пошире. Я в августе уезжал в Пекин как стипендиат Шварцмана; Фанеле ждала работа консультантом в Атланте; Ионе надо было окончить еще один семестр, после чего он собирался в Мадрид. Наши жизненные пути расходились в разные стороны, и это служило нам лишним напоминанием о том, что естественное состояние во взаимоотношениях любых двух людей – обособленность, а не единение.

В тех нередко затягивавшихся до ночи беседах мы с друзьями часто рассуждали о том, чему на самом деле научились за последние четыре года. С учетом весьма серьезных требований и обязательств реального мира содержание нашего гуманитарного образования казалось нам серией непоследовательностей: политические теории признания, история сексуальности, романы Томаса Харди.

И церемония вручения дипломов, проходившая в четверг, 25 мая, только обострила некоторые опасения. Несмотря на ливень, зрелище это – с демонстрацией регалий, важными речами с щедрым вкраплением латыни и песнопениями перед тридцатипятитысячной толпой – было поистине ослепительным. Вид Джуди Денч и Джеймса Эрла Джонса – звезд, удостоенных чести быть представленными в американском Зале актерской славы, – в окружении университетской администрации и химиков вызвал у присутствующих волну возбуждения и восторга. А во второй половине дня Марк Цукерберг рассказал нам о будущем технологий и демократии.

Та церемония четко показала, что наши дипломы имеют высокую рыночную стоимость – они включают нас в компанию знаменитостей и предоставляют платформу для выражения своего мнения о будущем технологий и демократии. Стоя в безликой толпе, я размышлял об огромном разрыве между этой внешней ценностью и истинным содержанием нашего образования – тем недопониманием, теми периодами смятения и долгими вечерами в библиотеке, которые так и не принесли мне удовлетворения.

Некоторое утешение я находил в том, что в моем распоряжении есть еще одна, так сказать, взлетно-посадочная полоса. Но перед переездом в неизведанный Китай мне еще предстояло закончить дела на хорошо знакомой мне территории: через несколько месяцев я в качестве тренера должен был готовить национальную сборную Австралии к чемпионату мира по дебатам среди школьников в Индонезии на Бали. Фанеле тоже принимал в этом участие, он должен был тренировать сборную США, и на какое-то время это стало нашим последним совместным времяпровождением.