Как убедить тех, кого хочется прибить. Правила продуктивного спора без агрессии и перехода на личности

В феврале 1946 года двадцатилетний Малкольм Литтл прибыл в тюрьму штата в Чарлстауне для отбывания десятилетнего срока за кражу со взломом и сопутствующие обвинения. Он стал заключенным номер 22843, но вскоре из-за его неприязни к религии к нему прилипло прозвище «Сатана».

Там, за решеткой в Чарлстауне, Литтл попал под влияние другого заключенного. Джон Элтон Бембри, или Бимби, был одного роста с Малкольмом (под два метра) и имел кожу такого же относительно светлого красноватого оттенка, но в остальном эти два парня были совершенно не похожи друг на друга. Если Литтл был склонен к злобным, полным ругани громким высказываниям, то Бимби с потрясающим красноречием и изысканностью изъяснялся на любые темы, начиная от коммерции и заканчивая произведениями Генри Дэвида Торо. Если Бимби повышал голос, его слушали даже охранники. «Мой стиль звучал по сравнению с его совсем слабо, и он ни разу не использовал ни единого нецензурного слова», – вспоминал Литтл[122].

Бимби – его эрудиция, его красноречие – оставался примером для Литтла и после того, как его в 1948 году перевели в Норфолкскую колонию. Норфолк задумывался надзирателем-реформатором как образцовое тюремное сообщество, и Литтл с удовольствием воспользовался предлагаемыми там образовательными программами и богатой библиотекой. Он старательно переписывал слова из словаря, начиная со слова aardvark (трубкозуб).

Он читал все, от истории (Древний Египет, Эфиопия, Китай) до философии (Сократ, Шопенгауэр, Кант, Ницше) и политико-богословских трудов Илии Мухаммеда. «Из-за чтения мой ум стал похожим на пар под давлением», – вспоминал Литтл, добавляя, что теперь ему уже было не обойтись без выпускного клапана, то есть клапана для выхода идей и взглядов, теснившихся в его голове[123]. И парень нашел этот выход в состязательных дебатах.

В дебатном обществе в тюрьме Норфолка команды готовились к соревнованиям с местными университетскими командами, еженедельно проводились турниры между заключенными. Темы варьировались; тут были и политика («Обязательная военная служба или отказ от любой военной подготовки?»), и история («Какова истинная идентичность Шекспира?»), и даже диетология («Следует ли кормить младенцев молоком?»). Смотреть дебаты сходились по несколько сотен зрителей. Литтл позже описывал свой первый раз как своего рода крещение.

Но скажу вам, что тут, в тюрьме, участие в дебатах, выступление перед толпой было для меня не менее волнующим, чем открытие знаний путем чтения. Стою я там, лица обращены ко мне, слова вылетают из моего рта, а мозг тем временем уже ищет, что лучше всего сказать дальше и как мне склонить их на свою сторону, сделав все правильно… и я выиграл те дебаты; а стоило мне начать, и пошло-поехало[124]

.

Литтл как участник дебатов рос вместе со своими товарищами по команде. В декабре 1951 года команда Норфолка впервые выступила в международных дебатах против команды из Оксфордского университета. Надо сказать, в битвах с командами колледжей у заключенных был весьма достойный послужной список – тридцать четыре победы и четырнадцать поражений. Но британцы, для которых Норфолк стал последней остановкой за два с половиной месяца победного тура по американским университетам, несомненно, были очень крепким орешком. Литтла накануне дебатов перевели обратно в Чарлстаун, и роль отрицающей стороны в теме создания национальной службы здравоохранения досталась Мурдо Грабителю и Биллу Предъявителю фальшивых чеков. Судьи присудили победу Норфолку со счетом 3:0. «Знаете, а они необычайно хороши»[125], – признался позже один из участников того раунда Уильям Рис-Могг из оксфордской команды (позже редактор The Times и отец британского консервативного политика Джейкоба Риса-Могга).

Примерно через восемь месяцев после тех дебатов Литтл был условно-досрочно освобожден из тюрьмы. К этому времени он взял себе новое имя: Малкольм Икс.

В своей дальнейшей карьере проповедника и активиста – сначала в религиозно-националистической афроамериканской организации «Нация ислама», а затем как свободный художник – Малкольм во многом полагался на навыки ведения дебатов. Ратуя за расовый сепаратизм и выступая против ненасилия, он приводил противникам убедительные аргументы. Он бросал им вызов в университетских кампусах, на радио, по телевидению. «Малкольм почти всегда выигрывал в этих дискуссиях, по крайней мере в глазах толп, которые на них присутствовали, – отмечает один из его биографов. – Он защищал [свой кейс] с какой-то мрачной нравственной яростью»[126].