Как убедить тех, кого хочется прибить. Правила продуктивного спора без агрессии и перехода на личности

Мне показалось, что сказано прямо в точку. Мы, граждане, действительно обязаны уметь выражать несогласие – разрешать споры силой убеждения, а не насилием; обдумывать вопросы, представляющие общий интерес, и обсуждать их; рассказывать тем, с кем мы не согласны, почему мы думаем иначе, и предоставлять им возможность отреагировать на это. И обязательства эти вдвойне касаются тех, с кем мы живем, с кем работаем, с кем делим район проживания или страну. А уход от споров означает также уклонение от этих обязательств.

У древних греков боги, как известно, обычно «шли в парах». Зевс был богом неба, а его брат Аид – богом подземного мира. Аполлон – бог Солнца, а его сестра Артемида – богиня Луны.

У богини Эриды тоже была сестра, богиня гармонии и согласия; греки называли ее Гармонией, а римляне – Конкордией. Она встречается в мифах нечасто и никогда не соперничает с Эридой.

Однако Гесиод, древнегреческий поэт, имя которого означает «тот, кто излучает голос», видел эту ситуацию иначе. Он писал, что на самом деле были две богини и обеих звали Эридами. Первая приносила войны и жестокие раздоры, а вторая – споры и конфликты, «гораздо более благоприятные для человека»[118]. Например, вторая, доброжелательная богиня «способна понудить к труду и ленивого», заставляя людей конкурировать с соседями. Гесиод считал такое соперничество весьма полезным для людей.

Словом, древние мифы говорят нам, что противоположность плохого спора – не согласие, а скорее умение правильно выразить несогласие. Пока, судя по всему, в нашем мире безраздельно царит первая, темная Эрида. Однако урок прошлых тысячелетий учит нас тому, что борьба между хорошими и плохими спорами – и импульсами, порождающими и то и другое, – ни для одной из сторон не закончилась. Подобно любым насыщенным дебатам, эта борьба продолжается.

Глава 7. Образование: как воспитать граждан

К концу седьмого класса Малкольм Литтл развернул свою ситуацию на 180 градусов. Последние несколько лет выдались для парня невероятно трудными. Он потерял отца и своими глазами видел, как мать пережила сильнейший нервный срыв. Его постоянно отстраняли от занятий в школе Плезант-Гроув в Лансинге; он то и дело оказывался замешанным в мелких преступлениях. Но теперь, на пороге 1940-х, в старшей школе Мейсона, Литтл взялся за голову и начал обретать почву под ногами. Он находился под опекой государства и был единственным афроамериканцем в своей компании. Он также был избранным президентом класса и лучшим в нем по успеваемости.

Но потом буквально за год все пошло наперекосяк. Любимыми предметами Литтла были история и английский язык. «Математика не оставляет места для спора, – вспоминал он позже. – Если ты ошибся, значит, так тому и быть»[119]. Проблемы начались именно на любимых уроках. Литтл уже давно не слишком хорошо относился к учителю истории мистеру Уильямсу из-за его привычки рассказывать в классе расистские анекдоты, но учителю английского мистеру Островски парень доверял. И потому, когда тот давал ему жизненные советы, слушал очень внимательно.

Островски: Малкольм, тебе следует подумать о своей будущей карьере. Ты об этом думал?

Малкольм

: Ну да, сэр, я тут подумал, что, наверное, хочу быть юристом.

Островски: Малкольм, одно из главных требований в жизни – всегда стараться быть реалистом. Не пойми меня превратно. Мы все здесь тебя любим, ты это знаешь. Но ты должен быть реалистом и не забывать о том, что ты [тут идет неполиткорректное слово, обозначающее афроамериканца]. Стать юристом – это нереальная цель для [опять то же слово]… Почему бы тебе не заняться, скажем, столярным делом?[120]

Литтл никак не мог забыть тот разговор. Он снова и снова проигрывал в уме этот момент, напоминая себе, что тот же мистер Островски всегда поддерживал других ребят в их самых амбициозных устремлениях. «Я был умнее почти всех этих белых детей, – рассказывал Литтл позже. – Но, видимо, я был недостаточно умен в их глазах, чтобы стать тем, кем мне хотелось»[121]. После того разговора подросток ушел в себя. И отказывался кому-либо объяснять, что на него нашло.

Окончив восьмой класс, Литтл в ту же неделю сел в автобус компании Greyhound, шедший в Бостон. Он поехал к своей сводной сестре Элле и несколько следующих лет трудился на разных черных работах; он опять связался с дурной компанией и по уши запутался в проблемах. В школу Литтл больше не вернулся.