Как жили и во что верили первые христиане

2. Здесь, как я думаю, имея в виду нынешнее состояние науки, важно отдавать себе отчет в следующем. Когда мы берем на вооружение такую категорию, которой оперирует данный метод, как место в жизни {Sitz гт Leberi) в раннехристианской общине того или иного высказывания Иисуса, известного по синоптическим евангелиям, то надо представлять, какая из общин 30-100-х годов имеется в виду.

* Об этом см.: История и герменевтика в изучении Нового Завета. / Лёзов С. В.,

Попытка понимания. Избранные труды. — М. — СПб.: Университетская книга, 1999. — С. 415— 420.

Во-первых, это выросшая из общины непосредственных учеников Иисуса иудеохристианс-кая церковь, наставляемая Двенадцатью во главе с Петром и понесшая около 35 года учение Иисуса язычникам (Деян 11:19-30), что потребовало соответствующей адаптации, вызванной различием еврейского и греко-римского социальных это-сов. Памятником этой миссии, датируемым мной временем между 36 и 43 годами, но всё же ближе к первой дате [главные исторические показания этого будут представлены в 5-м тезисе (пункт 2)], выступает Учение Господа, данное народам через Двенадцать Апостолов или Учение Двенадцати Апостолов,

более известное по первому греческому слову в своем названии как Дидахе (Ai8a%r|).

Во-вторых, преемствующий ему корпус подлинных посланий Павла,

давно уже надежно датируемых временем между 50/51 — 56/57 годами, причем как раз прежде всего в том, что касается приводимых им свидетельств об историческом Иисусе и Его учении, наконец, о самом начальном возвещении о Нем как о прославленном Христе и Господе, второй приход Которого ожидается вскоре. Эта неожиданная для современной разноконфессиональной теологии роль Павла будет обозначена в 6-м тезисе (пункты 2-6).

В-третьих, смерть Павла в гонения Нерона (64-66 годы) совпала или почти совпала с началом Иудейской войны (66-73 годы), когда, с одной стороны, прекращается хотя бы в силу обстоятельств военного времени инициированная Павлом помощь языкохристианских общин церкви-матери в Иерусалиме, а с другой, когда успевшие его покинуть ее остатки «бегут в горы» (Мк 13:14), не встречая должного участия в своей судьбе галилейских собратьев, чем обуславливается радикальная коммунизация их идеологии, породившая в их среде движение эбионитов. Это изменение в воззрениях обездоленной части иудеохристиан как раз в первую очередь и находит в 70-х годах и позднее свое отражение в традиции, зафиксированной в синоптических евангелиях, и особенно в корпусе Луки

(Лк и Деян). К этому следует прибавить острый конфликт иудеохристиан с фарисеями, практически монополизировавшими тогда религиозную жизнь Израиля, что ярко отражено в Мф 23. Обо всём этом подробнее будет сказано в 7-м тезисе (пункты 1-5, 7-8).

В свою очередь, в-четвертых, языкохристи-анство после ухода с исторической сцены своего первого поколения также оказалось в состоянии кризиса, результатом чего стало достаточно массовое отступничество, усиленное гонением Домициана. Реакцией на это стало появление жанра евангельских притчей, в которых развернутый сюжет призван либо объяснить причины кризиса, либо призвать отступивших к покаянию и возвращению, либо пригрозить нерадивым грядущим наказанием, либо дать новую перспективу Царства в изменившихся условиях. Но еще более заметным стало

усиление фанатического элемента в языкохристианской проповеди, опиравшегося на экслюзитиви-стскую тенденцию в подходе к фигуре Иисуса, резко мифологизированной. Отрок Господень, чья искупительная смерть на кресте представлялась «глупостью для язычников» (1 Кор 1:23), сменился в заметно расширенной керигме образом привычного для греко-римского мира «Божественного Мужа», преестественно рожденного, могущественного в чудесах, исцелениях и экзорцизмах, и, наконец, ставшего грозным Царем, отправляющим всех виновных «в мрсу вечную» (Мф 25:46). И хотя образ Иисуса-чудотворца/целителя находится в русле еврейской религиозной мифологии (вспомним такие ее фигуры, как Илия и Елисей), а Его функция грозного вершителя Последнего суда проистекает из межзаветной апокрифической эсхатологии, именно в языкохристианской среде второго и следующих поколений он нашел свою окончательную рецепцию, став краеугольным камнем ее последующих представлений о Христе. Всё это дало последний по времени литературный слой в известных нам канонических евангелиях, о чем подробнее будет сказано в 8-м тезисе (пункты 1-2, 5-7).