2. В свою очередь жанр Иак, представляющий собой собрание изречений о грехах и противостоящему им богоугодному образу жизни, написанных от имени названного лица, относится к еврейской литературе мудрых, как, например, известная Книга мудрости Иисуса, сына Сирахова.
Что же касается безупречного греческого языка Иак, являющего проблему для исследователей, думаю, его следует объяснить тем, что это перевод с арамейского, который иной иудеохристианин, давно проживавший в диаспоре и укоренившийся в языкохристианской среде, счел нужным исполнить для своих греческих собратьев. Именно этот текст и получил затем известность и признание.
3. Несмотря на то что, как и подобает в литературе мудрых, обилие тематики Иак всё же, как полагают Петр Покорны (р. 1933) и Ульрих Геккель (р. 1958), «содержит две темы:
сутствует в Иак как не соответствующее реальности. Т.е. речь идет об утрате состоятельными христианами своего христианского качества, что выступает свидетельством глубокого кризиса христианства в Израиле к концу I века. Аналогичный кризис, судя по 1 Ин, в это же время охватит и языкохристианские церкви, с чем столкнутся христианские эмигранты из Израиля и что станет предметом нашего внимания в следующем тезисе.
Рассматриваемая тема как бы распадается на три части. Сначала речь идет о лицеприятии как образе мысли, совершенно нетерпимом в христианской среде (Иак 2:1). Далее рисуется обычная картина тогдашней еврейской синаногальной жизни с разным отношением к, казалось бы, членам одной общины, которая, впрочем, как представляется, необратимо распалась на богатых и бедных, когда одни утратили общение с другими. Выше в Иак 1:9 встречается выражение «униженный брат». Оно достойно особого внимания, поскольку говорит не столько об унизительной для человека бедности, сколько о том, что даже если бедняк получает помощь, то ею он унижается в глазах общества. Неслучайно поэтому одно из еврейских молитвенных благословений (бераха) Бога содержит такое к Нему обращение: «О, не доведи нас до людской милостыни или людского одолжения»'. Другое
дело, когда милость к нуждающемуся, будучи исполнением долга перед Законом, призвана стать выражением любви к ближнему, чему, собственно, и учил Иисус.
Так что далее речь заходит о неисполнении «закона царского по Писанию», т.е. самого главного в Моисеевом законодательстве, каковым выступает заповедь: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Лев 19:18 — Иак 2:8). Иисус ее интерпретирует положительно:
Итак, как вы хотите, чтобы люди с вами во всём поступали, так и вы с ними поступайте; именно в этом Закон и Пророки (Мф 7:1 2).
Собственно, это и было основанием христианства — исполнение самой сути Закона, забывавшейся за исполнением обрядовых предписаний. Автор Иак уже рассматривает эту заповедь в перспективе предстоящего Божьего Суда.
Говорите и поступайте так, как собирающиеся быть судимыми по закону свободы. Суд же без милости не оказавшему милости: ведь милость превосходит суд (Иак 2:12-13).
Парадоксальное выражение «закон свободы» означает здесь в соответствии с подлинным учением Иисуса принадлежность к Царству Небес в силу свободного выбора, а не внешнего принуждения,
и, следовательно, такого же свободного исполнения воли Бога касательно любви к ближнему. Это и находит единственно возможное свое выражение в оказываемой с любовью милости к нуждающемуся, каковым может выступать сирота, вдова, старый и/или больной одинокий человек, а также терпящий невзгоды в силу внешних обстоятельств.
Отсюда и Иисус говорит:
4. Наконец, мы переходим к самому главному в Иак. Его автор негодует от того, что вера в единственного Бога, которую, как следует из послания, Иисус оживотворил, наполнив реальным смыслом, вновь превратилась в банальное вероисповедание, как это уже было у фарисеев, или, говоря современным языком, стала средством пресловутой религиозной идентичности, лишившись при этом духа жизни. Отсюда его знаменитые вопрошания:
Какая польза с того, братья мои, когда кто-то говорит, что у него есть вера, но при этом нет дел?