Как жили и во что верили первые христиане

Имеющаяся здесь поэтическая аллюзия к Мих 7:6, когда политическая катастрофа Израильского (Северного) царства 722 года до н.э., предстающая во всей своей тотальности как разрушение всех естественных и привычных для человека связей, обретает теперь новое звучание уже в связи с семейными конфликтами в языкохристианской среде 80-90-х годов, вызванных преследованием христиан со стороны римской власти.

Очевидно, что откликом на данную ситуацию становятся также вложенные в уста евангельского Иисуса и, безусловно, невозможные для Иисуса исторического, слова о скопчестве, пусть даже понимаемом фигурально, «для Царства Небес» (Мф 19:10-12), когда фанатичный христианин отказывается от семейной жизни ради, как представлялось, всецелого служению Христу и Его Евангелию.

7. Но самый сильный пример фанатизма-эксклю-зивизма в позднем приращении к синоптической традиции связан не столько даже с гонениями на языкохристиан со стороны Рима, сколько с духовным кризисом в их среде, когда ослабление общинной любви (признаки чего отмечал еще Павел в 1 Кор 11:20-22) и задержка напряженно ожидаемой парусин (см.: 2 Петр 3:3-4) порождали скепсис, очевидно, выливавшийся в «соблазнительные» разговоры. Поэтому в устах евангельского Иисуса звучит такое предостережение:

И кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому было бы лучше, если бы мельничный жернов облегал его шею, и бросили бы его в море (Мк 10:42; Мф 18:6; Лк 17:1-2).

Удивительно, но Геза Вермеш считает этот пассаж аутентичным ввиду, как ему представляется, «его соответствия контексту исторической проповеди Иисуса» (?!), впрочем, отмечая, что в еврейских источниках он не находит параллелей данному высказыванию". Но в том-то и дело, что, во-первых, евреи не знали казни через утопление, порой практиковавшейся в греко-римском мире, а во-вторых, о таком пожелании идейному противнику ничего не знают ни такие ранние источники подлинного учения Иисуса, как Дидахе и Павел, ни такие поздние свидетельства его традиции, как послания Иакова и Первое послание Иоанна. Опять же, указанная ситуация послужила рецепции языкохристианской средой последних десятилетий I века поздней иудеохристианской новации, связанной с «вечными муками» (см. в 7-м тезисе пункт 6), но уже не только для немилосердных, но и для отпавших, отчего для «боязливых и неверных» Иоанн-Апокалиптик уготовал «участь в озере, горящем огнем и серой» вместе со всеми грешниками (Откр 21:8).

* Vermes Geza, The Authentic Gospel of Jesus. — London: Pin-guin Books, 2003. — P. 87-88,424.

8. И последнее, чего следует коснуться в настоящем тезисе, это попытки языкохристианских евангелистов-редакторов дать новое дыхание былой эсхатологической напряженности. Отсюда спустя полвека и более после события Христа, полагая, что в Земле Израиля еще могут быть живы самовидцы Иисуса, в Его уста влагается такая сентенция, звучащая вслед устрашению отступников:

истинно говорю вам: есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, доколе не увидят Царства Бога, пришедшего в силе (Мк 9:1; ср.: Мф 10:23).

Девятый тезис

1. Надписание Послания Иакова говорит само за себя:

Иаков, раб Бога и Господа Иисуса Христа, двенадцати коленам, находящимся в рассеянии, — радоваться! (1:1).

С одной стороны, перед нами явный псевдоэпиграф, так как реальный Иаков, брат Господа Иисуса, названный здесь Его «рабом», окончил жизнь мученически в 62 году (Иосиф Флавий, Иудейские древности, ХХ.9.1), тогда как содержание этого произведения свидетельствует нам о положении

христианства (иудеохристианства) в Земле Израиля явно после 70 года и, вероятнее всего, уже ближе к концу I века. С другой стороны, обращение к «двенадцати коленам, находящимся в рассеянии», говорит об иудеохристианских эмигрантах из Земли Израиля, хотя положение христианства именно в ней к концу I века получает в Иак надежное свидетельство. Другое дело, что в литературе давно утвердилось убеждение, что автор здесь «подразумевает не народ Израиля, а христианские общины, в которых воплотился пребывающий за пределами Святой Земли новый эсхатологический Израиль» '. Такой взгляд неверен, поскольку приводит нас к т.н. заместительной теории, согласно которой на место прежнего Израиля встал «Новый Израиль», состоящий преимущественно из языкохристиан. Между тем, как раз в это время иудеохристиане Израиля всячески отвергали подобный взгляд, полагая, что Израиль один, и язычник, в т. ч. языко-христианин, может присоединиться к нему через обрезание. Другое дело, что прежняя проповедь Павла об оправдании верой, помимо «дел Закона», сделала свое дело, когда уже не одно десятилетие языкохристиане были совершенно глухи к постепенно затухавшим призывам, поначалу мощно звучавшим из Иерусалима, обрезаться и войти в Израиль. Отсюда и отвержение после 70 года христианами Израиля самой фигуры Павла, и уже на рубеже веков окончательный разрыв с языкохри-стианами в связи с утверждением у них «ранней кафоличности» с ее монархическим епископатом.